что мы укоренены в неопределённости, которая, с одной стороны, является божественной, а с другой стороны, она является злом в том плане, что проектным идеалом мысли является утверждение. А это утверждение состоится лишь в результате того, что мы проживём полноту этого сюжета. Сегодня мы укоренены в зле, антитезой которому мы являемся. То есть всё, из чего мы состоим, всё, в чём мы движемся, – это зло, потому что это отсутствие утверждения, которое является финальным, абсолютным утверждением, не допускающим ничего, кроме себя.
Мы живём в открытом космосе, в котором ничего не закончено, ничего не постулировано, ничего не завершено. Но есть Замысел, данный нам для того, чтобы мы участвовали в том, что этот Замысел состоится. Это Божественная воля, предполагающая реализацию этого утверждения. Я же сказал в какой-то момент, что в условиях Мысли решение апории, которая задана Мыслью, возможна лишь при содействии ресурсов и инструментария, которых в этой Мысли нет. Как в погоне Ахилла за черепахой отсутствует (в параметре этой апории) исчисление бесконечно малых, отсутствует дифференциал и интеграл. И поэтому без понятия континуума, который не предполагает разрыва на части, невозможно эту апорию решить. Но в самом формате задачи этот инструментарий отсутствует. Просто сама динамика задачи, сама концентрация этого неадеквата, дисбаланса поставленной формулировки, рождает средства, которые не оговорены в задаче. То есть мы видим, что Ахилл догоняет черепаху, мы понимаем, что в постановке вопроса он не может её догнать. И из двух этих столкновений (кремень о кремень) рождается совершенно новая методология, то есть понимание исчисления бесконечно малых, которое решает этот вопрос.
Вот, собственно говоря, мы движемся внутри этого, и мы должны приводить людей к этому пониманию. Конфессионально это сегодня непродуктивно – то есть говорить о спасении души, об аде и рае. Люди просты, но вместе с тем они усложнились настолько, что думают, будто они очень сложны. То есть «эзотерически» объяснять им, что такое «жизнь будущего века», что такое рай и ад, – они не поймут. Объяснять им на пальцах, как крестьянам XIX века или как бедуинам VII–VIII века, – тоже не воспримут. Их сегодня нужно вводить в эту тему через политический дискурс, когда мозги переформатируются, и он понимает, что «да, те параметры, в которых я существую как единица света, связаны с выходом за рамки тех условий, которые я полагал непреложными, а они оказываются отменяемы». Реальность отменяема.
Можно ли смоделировать момент испуга и само сознание как-то вывести в этой модели пьесы?
Нет. Испуг (это особое переживание) даётся каждому по жизни как великий дар, как возможность реальной встречи с собой, то есть с истинным «я». Но как всякий истинный дар, он никем не осознается. Истинный дар отличается тем, что он не может быть осознан; тем, что это жемчуг, брошенный под ноги свиньям. Это особенность истинного дара. Каждый получает этот опыт, и он так и остаётся втуне.
А каким образом можно собрать