занимает Рихард Вагнер. Тот самый… любимый композитор нашего фюрера. Только бьюсь об заклад, что он вам не по зубам.
Грета, конечно, поняла, что ученик Херцтера специально провоцировал её, но все равно не смолчала не в силах вынести урона, нанесённого её самолюбию.
– Хотите проверить? – Девушка высоко вскинула подбородок и сморщила хорошенький носик. – Если вы так прекрасно разбираетесь в музыке… не против ли вы сыграть что-то из сочинений вашего именитого тезки?
Раньше такое предложение привело бы его в тихий ужас, но теперь Рихард настолько укрепил свои позиции в доме судьи, что без промедления принял вызов.
– Не в моих правилах отказывать таким прекрасным девушкам. – Он не сдержал себя и сделал Грете откровенный комплимент, от которого юная дочь судьи заметно зарумянилась. Затем юноша решительным шагом направился к пианино, поднял крышку, положил перед собой ноты и лукаво подмигнул собеседнице.
– И, кстати говоря, о литературе! Мой вам совет: не рассказывайте никому о своей пагубной страсти к французским романам. Нынче французов не жалуют.
На этот раз Грета зарделась так сильно, что Рихарду показалось, будто его обдал жар её тела. Она всё-таки заняла своё место рядом с ним, и их плечи соприкоснулись. Молодые люди обернулись друг к другу и некоторое время провели в молчании.
– Как это беспардонно с вашей стороны, герр Зендер, – прошептала она в итоге, с трудом скрывая смущение.
– Рихард, – требовательно ответил он, не в силах оторвать глаз от её лебединой шеи.
– Что?
– Зовите меня Рихардом.
Грета резко заиграла, и ему пришлось подстраиваться под её порывистый темп. Они играли поспешно, полностью отдаваясь музыке, ведь одной ей позволяли соединить свои души. О да! В этот момент и он, и она понимали, как похожи были их натуры: натуры романтиков и поэтов среди безобразных черствых сердец лидеров нацистского режима. Война, жестокость, кровь: всё это претило их возвышенным умам. Острее, чем когда-либо, Рихард вдруг осознал, почему с самой первой встречи потянулся к этой утонченной девушке, несмотря на безнадежность своего положения. Она – его родственная душа, она – та, которую он искал столько времени среди тысяч пустышек! Но как жаль, что за этими поисками он уже так сильно себя запятнал…
Мысль, что он не достоин её, вновь уколола Рихарда. И все же!.. Он прекрасно чувствовал Грету, будто она вся была сотворена из стекла. Кому ещё это удавалось? Он догадывался, что возлюбленная пыталась выплеснуть в музыку все эмоции, что испытала за разговор с ним. Которые он заставил её испытывать! Это стало так явно, что его в который раз обдало волной бессмертной надежды.
Ноты внезапно закончились, и в библиотеке повисла пронзительная тишина, рухнувшая на их несчастные головы как снег. Рихард слышал, как тяжело дышала Грета, чувствовал, что жар, исходивший от неё, становился всё сильнее, и всё-таки позволил себе оглянуться.
Он встретился с ней взорами и, прочитав