разным вагонам рассовали, – сказал товарищ. – Я только дядю Никиту дозвался, он в дальнем углу сидит. Хорошо его отделали, когда нас вязали. Еле оклемался.
Михей подвинулся к стене, глаз прилип к «амбразуре». Там, на воле, стоял погожий денек. Летели мимо березы и елочки, мелькали жерди столбов. Словно не состав катился вдаль, а рощи и перелески торопились куда-то, убегая от поезда. Поглазев с полминуты, Михей оторвался от бегущих мимо картин. Голова закружилась, и парень почувствовал резь в мочевом пузыре.
– Ром, а ссать в штаны, что ли?
– Там дырка в полу, – сказал Ромка и ткнул пальцем в темноту. – Только еще фиг доберешься.
Михей выматерился, и путешествие впотьмах началось. Пришлось ползти на коленях. Парень то и дело задевал кого-то, и потревоженное «препятствие» недовольно ворчало. Михей добрался до «очка», глянул вниз, на мелькающие шпалы. Отверстие, прорубленное в дощатом полу, – вот и все удобства. Резко ударил в ноздри запах отхожего места. Сидящие возле дыры люди-тени зашевелились, пропуская его по нужде. Михей кое-как справил нужду и полез обратно. В голове после удара прикладом гудело, словно туда забрался рой пчел.
Внезапно кто-то вцепился ему в руку. Парень вздрогнул, непроизвольно освобождаясь от хватки. Из темноты долетел знакомый голос.
– Мишка!
– Дядя Никита, – обрадовался Михей. – Как ты тут?
– Хреново, – посетовал мужчина. Слова давались ему с трудом. Может, его по лицу били?
– Айда к нам, – позвал парень.
– Не могу, – выдавил мужчина. – Ногу отбили и бок, суки. Шевелиться больно. Я тут посижу немного, отойду. Сам-то как?
– Терпимо, – ответил Михей. – По голове прикладом двинули, но до свадьбы заживет.
– Ты иди к Роме, – сказал дядя Никита. – Будет туго – позову.
– Хорошо, – кивнул парень, хотя мужчина вряд ли его видел. Стиснув шершавую ладонь односельчанина, Михей пополз обратно. Вздох облегчения вырвался из груди, когда он прислонился к стенке вагона возле Ромки.
– Башка трещит, – пожаловался Михей товарищу. Осторожно ощупал голову рукой – вроде бы не пробили. И то хорошо.
– Тебя, видать, знатно приложили, – расстроенно сказал Ромка. – Ну надо же. Откуда эти черти только взялись? Вот тебе и съездили поторговать.
Рядом снова завозились. Качнулась в сторону Михея неясная тень, и в полумраке мелькнуло изможденное лицо старика.
– Сынки, пустите, невмоготу, – просипел он. Двигался дед тяжело, на четвереньках. Сидящие рядом посторонились, и мужчина медленно, словно раненый боец, пополз к «очку». Справив нужду, он так же долго пробирался обратно, наступая на чьи-то ноги и руки. Тишина то и дело отзывалась ругательствами и ворчанием. Наконец дед пропихнулся на свое место и притулился возле друзей. Грудь его мерно вздымалась и опадала, дышал старик хрипло, будто неизлечимый астматик. Лучик света из щели пощекотал лицо мученика, и Мишка заметил, как из-под прикрытых век выскользнула одинокая слезинка. Она неспешно поползла вниз и спряталась в глубокой