что-то близкое. Ведь это было про него! Кто знал о его существовании? Ни одна душа из Китилы или Извора. Теодор подумал о родителях. Они прятались ото всех, спали днем. Не видели снов. Да, они были нежителями. Но почему-то ему не рассказали, отвечая лишь загадками. «Однажды ты поймешь, – говорила мама на прощание. – Но я надеюсь, что нет».
Тео разозлился, поняв, что от него скрывали.
Тени столпились подле часовни, и до Теодора доносился оживленный шепот, слабое хихиканье, веселые возгласы.
– Живите и цветите, как яблони в сердце весны! – воскликнула какая-то женщина в вычурной шляпке, когда Фифика преподнесла ей засохший подснежник, перевязанный переплетенными красным и белым шнурочками с кисточками на концах. – Но, дорогая, это же тот самый мэрцишор, который я дарила вам в прошлом году!
– Неужели? Ох, простите, милочка… впрочем, какая разница, если мэрцишоры все равно ходят по кругу в пределах этого погоста? В этом году дарю вам, в следующем вы дарите дряхлой Илиуцэ, а после она преподнесет его мне. Мир тесен, – рассмеялась тетушка Фифика, – особенно если не выходить за ограду!
Дамы прицепили мэрцишоры у сердца и принялись распевать песню, однако поднявшийся ветер уносил тихие голоса, так что Теодор ничего не слышал, только видел открывающиеся рты. «Неужто и они празднуют Мэрцишор?» – подивился Тео. Здорово, конечно, что нежители унесли в мир мертвых память о празднике.
Какой-то старичок рядом с Тео беззвучно наигрывал на скрипке. Теодор увидел, что скрипка лишена струн. Скрипач перехватил его изумленный взгляд и радостно объяснил:
– За двести двадцать лет успели прогнить струнки-то мои… Грустно, правда, юноша? Однако талант-то есть! Надо тренироваться, иначе годик не поиграешь да и забудешь. Надеюсь раздобыть новую скрипчонку. Но музыкантов что-то не желают хоронить. Вот незадача!
Старик продолжил самозабвенно водить смычком по воображаемым струнам, и Теодору послышалась призрачная, тонкая мелодия. Он понял, что смычок, разрезая воздух, извлекает из дуновений ветра тихие звуки. «Ну и народец! – удивился Тео. – Где еще такой найдешь?»
Вдруг из-за гряды холмов полилась музыка – настоящая, звучная. Незримая кобза наигрывала что-то веселое, и у Теодора перехватило дыхание. Нежители замерли с вытянутыми лицами, окаменели в единое мгновение – Теодор вместе с ними, и даже Шныряла застыла.
Музыка из-за холма приближалась. Она текла по погосту, как река, волна за волной ударяя о камни, вызывая плеск ликования в душе. Мелодия то взлетала до неба, то падала до земли, звуки колыхали воздух в неистовом, радостном ритме. Кобзарь поднажал. «Там-там-там, та-да-дам!» превратилось в «тамтамтамтам», затем – в «ТАМТАМТАМ», потом – в «ТАМ! ТАМ! ТАМ!». Под эту пульсирующую мелодию хотелось чего-то… Теодор подумал: «Чего?» Ответ пришел сам по себе: «Жизни!»
Через миг нежители пустились в безумный пляс – все до единого. Теодор удивился, но тут же заметил, что его ноги притоптывают, а руки совершают радостные взмахи. Не успел Тео опомниться, как, лихо приплясывая,