в те времена. Так или иначе, но этот факт озадачил меня. Я поставил вопрос напротив описания платья.
В шестидесятые годы художник создал целый ряд поэтических женских образов. Нотки позднего романтизма присутствовали и в полотне Старицких.
Но было в картине и нечто неуловимое, нечто, за что зацепился мой знаточеский глаз. Это был лунный свет, необыкновенно-тревожное изображение очень живой героини и общая эмоциональная атмосфера полотна. Всё это роднило его с известной картиной Крамского «Русалки».
В девушке, сотканной из лунных лучей, было что-то потустороннее, скрытое, пугающее – как и в образах русалок. В то же время во всём её облике ощущалось умиротворение, прощение и едва сквозящее сквозь печаль освобождение души. Художник сопереживал своей модели – это было видно по тому, как сердечно и с какой любовью он лепил воздушными мазками её тонкую фигурку, сколько сострадания вложил в полный боли и отчаяния взгляд. Я почему-то уже и не сомневался, что передо мной неизвестный шедевр Ивана Николаевича Крамского, и стал фантазировать.
Что связывало Вас с ней? Кем она была для Вас? Почему в её глазах столько боли, грусти и тревоги?
Вероятно, я сходил с ума, но героиня полотна по-прежнему уж очень напоминала ночную незнакомку, ту самую душевнобольную чудачку, которая просила сопроводить её домой. Делиться своими подозрениями и мыслями с Димой и Есенией я не хотел – всё это попахивало бредом.
Отрывок лекции И. Н. Эйна «Русское искусство XIX—XX вв.». Лекция читалась в СПбГУ студентам кафедры истории русского искусства
Специальной творческой задачей, постоянно привлекавшей Крамского, была проблема ночного освещения, необычного, таинственного, преображающего природу и человека.8 «Что хорошего в луне, этой тарелке? Но мерцание природы под этими лучами – целая симфония, могучая, высокая, настраивающая меня, бедного муравья, на высокий душевный строй: я могу сделаться на это время лучше, добрее, здоровее, словом, предмет для искусства достойный…» – писал Крамской в одном из писем».9
«Всё стараюсь в настоящее время поймать луну… Трудная штука луна… Я рад, что с таким сюжетом окончательно не сломил себе шеи, и если не поймал луны, то всё же нечто фантастическое вышло…»
Владимир Порудомский в своей книге о Крамском замечал: «…не сон, а вместе сон и явь должны возникнуть на холсте; долой старый дом на горе – вместо него гоголевские же крытые соломой хатки; не месяц – только свет его, и этот увиденный Гоголем серебряный туман, странное упоительное сияние, излучаемое стенами хат и стволами деревьев, гущей тростника, цветом яблонь, печальными, певучими фигурами девушек-русалок, которые не просто должны быть изображены, но как бы звучать должны в картине задумчивой печальной мелодией…»
Я встал и отошёл от компьютера. Обошёл картину со всех сторон. Девушка следила за мной, и мне