было недостаточно, не хватало пол балла. У меня эта сумма, без малого равнялась «22» баллам. Но, что они теперь, «выеденного яйца не стоят».
Кто-то был, как «сом» спокоен, кто-то заметно нервничал и «вылетев» из помещения, где заседали члены мандатной комиссии, сбивая всех, кто оказывался на пути, на вопрос «что?» или «ну, как?», лишь отмахивались рукой и это было красноречивей любых слов. Другое дело, когда выходили счастливчики. Они не спешили уходить, они жаждали славы и оваций. От таких колебаний настроений было не по себе и хотелось лишь одного – быстрей услышать «приговор».
И вот называется моя фамилия. Нужно было, зайдя, подойти к сдвинутым в один ряд столам на расстоянии метра три, не ближе и доложить, как нас учили представляться. Скорее всего голос дрогнул во время доклада. Но не это заставило всех офицеров одновременно поднять головы и повернуть их в мою сторону. Этому способствовало то, что всё училище гудело новостью об бесследном исчезновении абитуриента. Даже были попытки «процедить» недалеко от лагерей протекающую речушку. Хотя там воды, воробью по …, не глубоко, в общем.
Минута молчания для меня была, что вечность. Затем, сидевший справа от генерала, начальника училища, подполковник зачитал результаты экзаменом, огласил общий балл и зачитал блестящую характеристику со школы. В те годы, даже для суда не давали омерзительные характеристики, вернее, в характеристиках, даже омерзительным личностям не давали заслуживающие характеристики, жалели всех, чтобы суд меньший срок назначил, например. Но моя, совершенно не вязалась с тем, что было рассказано дальше – это была «сводка Совинформбюро» о моем «мужественном», даже «героическом» поступке – побеге из стен «гестаповского застенка». Так я себе представлял эту информацию, пока с ней знакомили всех членов комиссии.
Опять наступило тишина, слышно было, как в виски бил пульс, а лицо изменило оттенок кумачевого знамени, установленного между проемами окон, за спинами моих судей
Генерал, пробуравил сначала меня пристальным взглядом, как будто хотел понять, гнилое ли у меня нутро или ещё можно «подлечить» и обратился ко мне строгим, но спокойным голосом:
– Скажите, что вас сподвигло на такой поступок, за который в военной время…, – но, сделав паузу, продолжил, – этот проступок не может остаться без наказания. Так почему вы покинули территорию, если было строжайшее предупреждение – не покидать расположения лагерей до особого на то распоряжения?
Я приподнял, до этого притупленный опущенный куда-то на середину ножек стола взгляд до уровня испытывающих глаз генерала и ответил:
– Я в последние дни много думал, у меня было время подумать и принял решение, что раз я не смог беспрекословно выполнить требования командиров здесь и сейчас, то не могу быть в себе уверенным в дальнейшем…
Я говорил слегка дрожащим голосом, пытаясь вспомнить воинские формулировки, а то, что я