Со «стипухи» можно было побаловать себя и обедом в кафе, со сносной едой. Но, после то, что готовят в столовой поперек горла, может стать, лучше не привыкать.
Ужин, как правило организовывали в общаге. Именно, организовать. Вариантов была тьма. Первый, самый престижный. Это, когда все или кто-то один приезжал из дома и привозил чего-нибудь вкусного. Я уже не говорю о чемодане рыбы, которую привозил Саня Котов из Цимлы (у нас в комнате было три Сани и Володя). Хоть он ездил редко, но после его приезда мы ели «рыбу с рыбой». Заходит как-то к нам Миха Карась, наш же «гвардеец», но в отличие от нас, отслуживший уже срочную службу и его лицо и так, зачастую имеющую красный пигментный цвет, побагровел и заорал: «Рыба?! Без пива – преступление!…» Следующие после этого выражения, я лучше опущу. Готовить могли все и готовили хорошо, а там всё казалось вкусным.
Вечером на кухне скворчала на сале картошка, готовились супы и всё, что можно было только придумать. Но приходили времена, когда достали из-под кровати последнюю луковицу и говорили: «Это всё, что есть!» И тут начинал срабатывать инстинкт «самосохранения» или выживания. Посылались «гонцы» по этажам, задача которых состояла в том, чтобы не прийти с пустыми руками. «С миру по нитке – голому рубашка». Как говорится, что «враньё ради благого дела простительно». Например, заходишь и лучше к тем, кто тебя еще ни разу не «раскусывал», не ловил на лжи и говоришь: «Мужики! Выручайте! Начистили картошку, хотели жарить, глянули, а сала нет, на чём жарить…»; у следующих: «Не найдется пару картошин, бульон уже готов, а картошка закончилась. Где её сейчас, уже поздно, возьмешь…». Вот «таким Макаром» и ужин готов. Заключительный штрих – «пацаны, выручайте! Ужин стынет, а хлеб забыли купить». Насытившись, Саня Котов берет неизменную гитару и идем в курилку, получать двойное удовольствие: после приема пищи и от песен под гитару. К нему добавляются в трио Миха Голяков и Вова «Поль». День прошел. Слава Богу!
Глава VII. Дядя Саша
Дядей Сашей я стал зваться ещё задолго до того, когда у меня родился старший племяник. И это не зоновское прозвище, не дворовое «погоняло», а прозвище, данное мне в 18-летнем возрасте институтскими товарищами за «особые заслуги». Если смог, хоть немного заинтриговать, то расскажу.
Попробую позволить себе начать свой рассказ с того «истока», т.е. первопричины, которая и привела к «прилипанию» ко мне такого прозвища.
Я, хоть и до безумия хотел спать, но ворочался и не мог уснуть. Плюхнувшись, не раздеваясь на своё лежбище у окна, в которое пробивались лучи яркого июньского солнца, не мог никак перестать думать, отложить свои мысли на потом, чтобы, при желании перелистывать события, произошедшие с ним за сутки и заодно сортировать: эти стоит сохранить на самом видном и доступном месте, чтобы при желании, когда была в этом душевная необходимость, насладиться приятными воспоминаниями; а эти, хоть и столь важны,