сверху голос часового.
Через парадную Фома выходить не стал, там тоже стоял часовой, а вот черный ход никто не охранял. Еле сдерживая себя, чтобы не побежать, он вышел во двор, потом на улицу, и уж там, что было сил припустил к своему дому.
Путь, вроде не далекий, от Покровки до Красных Ворот, но по неосвещенным улицам бежать было трудно. Он мчался по узким переулкам, срезал через проходные дворы, рискуя на что-то напороться или нарваться на обитателей этих дворов, которые, как пауки поджидали неосторожную добычу. Дыхания не хватало, несколько раз пришлось перейти на шаг и остановиться, чтобы отдышаться и восстановить силы. Фома убил Фиму – стучало в голове – Фома убил Фиму. Наконец добравшись до своего дома, он осторожно выглянул из-за угла и вполголоса выругался – вот тебе прогресс и вот тебе рамочные пилы Кессера. Авто дружинников уже стояло у подъезда четырехэтажного дома. Большие фары и слегка изогнутый бампер придавал машине лукавый вид, как будто она насмехалась над ним – обогнала, обогнала! Высокие витрины, расположенного на первом этаже магазина Томаса Кюнау «Автоматические вязальные машины Виктория», уже давно были заложены ставнями, а рядом, у входа в подъезд, стоял часовой, так что сомнений не было, его опередили. В каморке найдут документы на его имя и конечно найдут тысячу пятьсот рублей золотом в тайнике. И доказывать ничего не надо. Фома убил Фиму. Ревишвили прислонился к стене. Пот высыхая холодил тело, но лицо все еще горело – от страха, от стыда, от безысходности. Он ощупал карманы брюк и пиджака – пачка керенских купюр, двадцать рублей серебром и студенческое удостоверение. Вот все его богатство. Из подъезда вышло несколько человек.
И Илья с ними, сволочь – подумал Фома.
Среднего роста подтянутый молодой мужчина в рабочем пиджаке отдавал распоряжения. Потом все забрались в автомобиль и уехали. Но двое остались. Оглядевшись, один перешел на другую сторону улицы и скрылся в подъезде, а второй вошел обратно в дом, где жил Ревишвили. Все было ясно, его поджидают, на него охотятся. Фома развернулся и пошел прочь, сам не зная куда, подальше отсюда.
Ранний рассвет застал его в закутке между угольным складом и магазином «Какао. Жоржа Бормана», тоже давно закрытого. Замерзший, невыспавшийся, голодный, с засохшей кровью на руках, полный отвратительных мыслей, он только сейчас стал трезво осмысливать создавшуюся ситуацию. И чем больше он думал, тем больше приходил к выводу, что дела его хуже некуда. Он потерял все деньги, у него нет жилья, нет документов, кроме студенческой бумажки. Он не может пойти к университетским друзьям, потому что его будут искать как раз в университете. Ведь теперь у них есть все его данные. И, о боже, у них есть даже его фото! Фома вспомнил фотографию на стене своей коморки, где он и его однокурсники сняты прошлой осенью в Нескучном саду. А уж Илья покажет, который из студентов Фома Ревишвили.
Он выбрал трактир потемней, спустился в полуподвал, в дурно пахнущем туалете ополоснул лицо и руки, и устроился в углу зала. Еще вчера бодрый, щеголевато одетый в недорогой, но качественный, серый в полоску