сдавая назад рывками ставил машину и тендер на колёса, при помощи домкратов под колёса подкладывали рельсы, сшивали их с магистралью и паровоз вытаскивал собрата на магистраль.
Сцепы таскали из посёлка Северный («лесопункт»), там мама в войну работала, папа был «техноруком», электромехаником по существу, в этом посёлке я и родился. В качестве населённых пунктов Вытегорского района он не числился, по паспорту моё место рождения – деревня Белый ручей давно объединившаяся с посёлком Депо, а нынче и с селом Девятины (агломерат 8 на 3 км, на берегу Волго-Балта). От Северного до Депо около двух десятков километров, в настоящее время посёлок исчез.
В суровую зиму сорок четвёртого в Северный привезли под конвоем несколько сотен чеченцев, для местных – «чечены», как у Михаила Юрьевича. Все молодые, рослые, чернобородые (видимо, боевики). Жили в жуткие морозы в бараках. Работать в лесу, куда их гоняли конвоиры, отказывались, сидели в бурках вокруг костра, ни с кем не разговаривали ни в лесу, ни в посёлке. Даже дров для отопления бараков не пилили, в печь толкали жердь. Как, бабы говорили: «Они тоснут!» – именно так. К весне около половины умерли. В Северном было чеченское кладбище, я помню, а где оно сей час – не найти.
После чеченов прислали семьи фольксдойче из-под Одессы, эти хорошо работали, холостые переженились с нашими. В пятом классе белоручейской средней школы у нас было половина немцев. Во времена освоения целины им разрешили уехать на север Казахстана. Большинство уехали – привычка к степи, остались семейные с русскими жёнами.
Вернусь к коллективу грузчиц. В шестидесятые, слава богу, не голодали, у всех женщин были хорошие дети и, насколько я понимал, крепкие семьи. Об их отношениях с мужчинами я совершенно не знал, да и не интересовался, был видный, крупный мальчик, телёночек. Они ко мне очень хорошо относились, мне кажется, даже гордились мной.
Раз упомянул об гендерных отношениях (слово в русском языке приживётся – короткое, а суть отражает), приведу описание характерной сцены. Бригада грузит пакеты с прессованной корой, тяжело очень, все злые. К одной из них приходит муж с просьбой известной – на маленькую. Надя, красивая, хорошо сложенная, спортсменка-лыжница, очень сильно загорела под июльским солнце – мулатка, да и только. Стоит в чистеньком комбинезоне: «Витька, подойди», далее следует хорошо поставленный прямой удар в лоб, неудовлетворённый Виктор удаляется с печалью.
Мужики пили сильно, как говорится – «до смерти работаем, до полусмерти пьём», но драк не помню. В гараже многие ездили пьяными, но аварий не было, помню, над водителем ЗИСа-автокрана посмеивались – «Если Костя с дамбы едет на первой, значит, ему придётся помогать вылезать из кабины».
Иначе – вспомним Александра Сергеевича «… прямо в грязь с коня калмыцкого свалясь, как зюзя пьян…», только вместо коня ЗИС-150. Кстати, пушкинское определение