Ты, выродок! Ты хоть знаешь, что я чувствовала все эти часы?!
Гариб молча выпрямился, блеснул глазами и стал поднимать тюрбан и поднос. Я наблюдала за ним, задыхаясь от гнева. Конечно, я понимала, что драться не следовало и что от такого дикаря, как Гариб, за подобное поведение можно ожидать чего угодно. Но я не жалела о своем поступке. Надо было положить этому конец, этот слуга слишком долго надо мной насмехался!
–– Где герцог? – спросила я, наконец, зная, что на этот вопрос он мне
ответит.
–– У себя. Сейчас господин доктор будет его лечить.
У меня не вызвало удивления то, что доктор появился только сейчас, по сути, одновременно со мной, хотя Александр, судя по всему, был ранен уже довольно давно. Я знала, как трудно разыскать в округе д’Арбалестье в таких непредвиденных случаях, и как тягостно тянутся минуты, когда ожидаешь доктора… Что ж, хоть эта чаша ожидания меня минула. Подхватив юбки, я побежала наверх с бешено бьющимся сердцем. Многое оставалось для меня непонятным, нужно было срочно поговорить с лекарем.
В маленькой прихожей перед покоями герцога я увидела доктора д’Арбалестье: он раскладывал металлические инструменты на сервировочном столике, застеленном полотенцем. Мои шаги прозвучали довольно громко, врач сразу обернулся и поспешно приложил палец к губам. И только потом, похоже, узнал меня.
–– Вы, мадам? Приветствую. Ну-ка, помогите служанке щипать корпию.
Это задание, данное сходу, ошеломило меня. Я машинально вымыла руки, наблюдая за действиями д’Арбалестье, потом присела рядом с Марианной и стала делать то же, что и она, но, наконец, не выдержав, громким шепотом произнесла:
–– Господин доктор, ради всего святого! Как обстоят дела?
–– Ваш супруг ранен, мадам, и его состояние довольно серьезно.
У меня ком подступил к горлу. Я проговорила:
–– Господи Иисусе! А что собираетесь делать вы?
–– Извлекать пули из его груди.
–– Пули? – переспросила я. – Разве их много?
–– Вероятно, бывает и больше, но ему тоже досталось немало.
Он был явно огорчен положением своего пациента и, поскольку не знал о моей беременности, безжалостно перечислил: у Александра две пули сидят в груди, еще одна раздробила локоть, а последняя глубоко задела правый бок, возможно, повредив почки. Я слушала с округлившимися от ужаса глазами. Мои руки перестали щипать корпию и бессильно упали на колени.
–– Боже мой! – прошептала я. – Так он выживет?
–– Посмотрим. Я отправил дикаря за веревками.
–– За веревками! – повторила я. – А зачем же веревки?
–– Чтобы извлечь пули, надобно связать раненого.
–– Он… разве он в сознании?
–– Нет. Он бредит и всех отталкивает.
Помолчав, доктор добавил:
–– Будь он в сознании или нет, он может помешать операции, почувствовав боль.
В этот миг я очень ясно чувствовала, как бьется у меня сердце. Ощущение это было тягостнейшее. Пересиливая себя, я спросила:
–– Кто стрелял