отца Симона, а учитывая суровый нрав аббата, хорошим это обстоятельство не назовёшь. Во-вторых, Коста не сомневался, что реакция братии не заставит себя долго ждать, и он станет объектом козней самых завистливых из них. К слову, пару болезненных тычков исподтишка избранник уже получил, стоило только настоятелю отвернуться во время оглашения своего решения.
Самым значимым для Косты, пожалуй, было то, что теперь он столовался отдельно от всех. Судя по габаритам прежнего грамотея и разнообразию на столе, теперь ему всё-таки удастся исправить свою болезненную худобу. При внушительном росте она придавала несуразность его фигуре, и была одним из поводов для насмешек, иначе как Скелетом его не называли.
Слова молитвы закончились, надежда иссякла. Коста отогнал воспоминания и вытер слёзы. Смирение и покорность, не этому ли его учили все эти годы? Сборы быстро закончились, личных вещей оказалось немного. Больше всего он сожалел, что не может взять с собой Библию, не говоря уже о книгах из библиотеки, каждая из которых стоила не один безант.[10] Связав нехитрые пожитки в узел, юноша постоял у выхода и покинул келью. Как оказалось – вовремя, воины во дворе уже седлали лошадей.
Коста спустился на первый этаж и пошёл по длинному коридору. Из кухни доносился аромат свежеиспечённого хлеба. Только сейчас он спохватился, в памяти всплыли слова рыцаря. Рискуя опоздать и навлечь на себя гнев нового господина, Коста завернул на кухню. Объяснять ничего не пришлось, завидев писаря, повар небрежно кивнул на свёрток с припасами у входа.
– Отец Симон распорядился, – проговорил недовольно, опасаясь, как бы Коста ни подумал ничего хорошего, – забирай и проваливай, одним ртом меньше. Хорошо подумай, прежде чем возвращаться.
– На всё Божья воля, брат, – проговорил Коста из вежливости, не рассчитывая на ответ.
Завидев юношу, один из воинов махнул рукой. Своего наставника Коста узнал не сразу. Облачённый в кольчужный доспех, Арон теперь ничем не отличался от сопровождающих рыцаря всадников. Всё ещё не веря в происходящее, юноша подошёл к нему.
– Не унывай, мы не владеем своей судьбой, – видя замешательство послушника, Арон продолжил: – я уже бывал в Палестине, пойду проводником. Свои вещи складывай сюда, – открыл одну из седельных сумок. – Освободил, пока ты не обзавёлся своей. Конь у нас один на двоих, когда устанешь, скажи, поменяемся. Оружие есть?
Занятый укладкой вещей и припасов в суму, Коста не сразу понял вопрос, тем более не сразу нашёлся что ответить.
– Господин, я послушник, а не воин.
– Без оружия – ты жертва, а я тебе теперь не господин, это понятно?
– Понятно, господин.
Арон только усмехнулся в ответ и продолжил:
– Это тебе, – он протянул юноше клинок в кожаных ножнах.
Коста сдвинул ножны и с любопытством осмотрел кинжал. Обоюдоострое лезвие, заметно расширялось к основанию, а примитивная гарда с рукоятью, оплетённой кожаным шнуром и навершием из дерева создавали впечатление