в мою сторону, Тамика тихонько шепнула:
– У меня есть только десять крупиц… это так тяжело – искать их в песке… тяжелее, чем делать слюдяные хлопья из жженого сахара. Вы даже не представляете… не представляете, как я устала… и как болят мои глаза.
– Вы не понимаете… – умоляюще сказал торговец. – Тамика еще маленькая, а тут и взрослые годами копят на сон…
– Неужто это и впрямь такая ценность?
– Этого не понять тем, кто может закрыть глаза и увидеть темноту, погрузиться в нее, раствориться, – мечтательно произнес мужчина, – в нашем же городе, закрывая глаза, можно увидеть лишь огонь!
С этим сложно было не согласиться – за несколько дней, проведенных в Умъяхе, я ни разу так и не смог уснуть; это было просто невозможно, когда все вокруг слепило, хоть с головой под одеяло залезай, хоть закапывайся в песок!
– Так неправильно… – забормотал я, шаря по карманам в поисках хоть чего-то ценного.
* * *
Золотая девочка сжимала в руках колбочку со сном – она была еще меньше, чем я представлял; круглая баночка полностью умещалась в ее ладошке, а внутри нее вспыхивало что-то неясно-круглое и золотое, точно крохотное солнышко.
– Я… я даже не знаю, как… – залепетала она; ее щеки раскраснелись, а пальцы дрожали, – спасибо Вам…
– Я рад, – просто ответил я. Наверное, это тоже было частью работы странника – помогать другим. Помогать им писать свои истории. А деньги – разве они имеют ценность?
– Спасибо, – ее лицо расплылось в таком непередаваемом блаженстве, что стало похоже на подсолнух. Незрячие глаза лучились искренним счастьем, на бронзовых щеках блестели слезы. Солнце облизывало янтарным языком ее волнистые локоны.
Я положил ладонь на ее теплую макушку. Прижимая дрожащими руками к груди бутылочку, она шла по янтарной мозаике улицы. Ее дом украшали мелкие узоры из оранжево-желтых с искрой стекляшек: солнце, птицы, песчаные дюны… я почти видел, как ее маленькие пальчики выкладывали эти рисунки.
Уже стоя в дверном проеме, она оглянулась и подарила мне трепетную улыбку. Я махнул ей на прощание, хотя она все равно не могла этого увидеть. Бисерная занавеска качнулась и затанцевала, роняя на порог опаловые блики.
Я представил, как она ложится в свою постель, почти не знающую тяжести человеческого тела, долго лелея в ладонях драгоценный бутылек, а затем наконец, решившись, выпивает его залпом и закрывает глаза. Как она лежит неподвижно с улыбкой на устах, а по ее лицу и телу скользят солнечные лепестки.
Мне оставалось только надеяться, что ей приснятся самые сладкие сны, пахнущие медом, корицей и солью иных городов…
* * *
На следующий день я прощался с золотым городом. Я и сам уже насквозь пропах специями и стал почти таким же коричнево-бронзовым от солнца. Покидая Умъяху, я специально выбрал улицу, проходящую мимо ее дома, грея в душе надежду увидеть напоследок янтарную девочку. Во всех городах я встречал кого-то, кто становился частью моей истории и о ком затем вспоминал.
Однако