группки воробьев и рыжих соек, а на козырьках – желтоглазые орлы и ястребы. В небе надо мной с пронзительными криками кружили вороны, и я невольно покрылся холодным потом: не очень-то уютно, знаете ли, когда за тобой так пристально наблюдают. Пускай даже птицы.
Их взгляды преследовали меня, впиваясь кинжалами в спину. Мне приходилось идти, постоянно рыская глазами по сторонам: хищных птиц здесь была добрая половина, а уж когти у них о-го-го какие! Раздерут кожу, как старую парчу, да и всем известна любовь воронов к глазным яблокам…
В этот город я попал совершенно случайно и крайне необычным способом. Тогда я был еще совсем неопытным путешественником, и если мне подворачивалась возможность сократить дорогу или воспользоваться транспортом, я так и делал. На своих двоих далеко не уйдешь!
Я долгое время брел по бескрайной пустоши, где на много миль вокруг не было ни единого поселения, вообще ни одной живой души; мне встречались только черные скорпионы и саксаулы, под которыми я находил вожделенную тень.
Когда я дошел до края пустоши, моим глазам предстал обрыв, будто земная плоть лопнула под воздействием неведомой силы. Открывшаяся бездна зияла красноватым мраком и дымом.
Я не видел никакой возможности перебраться на ту сторону, а брести вдоль разлома, который тянулся право и влево до самого горизонта, ужасно не хотелось. Я сел на раскаленный песок, вытянув уставшие ноги, смахнул со лба пот и принялся обмахиваться шляпой, глядя на дым, что выдыхала бездна подобно курящему старику.
Как вдруг дым взмахнул крыльями – огромными, пепельно-серыми, каждое перышко которых было соткано из сумрака. Пораженный их мощью и размерами, я не сразу заметил килеподобную грудную клетку, соединявшую их воедино, и клювастую голову с черными глазами.
Птица села на край скалы в паре шагов от меня, и поднятая ею волна горячего воздуха и песка ударила меня по лицу, заставив зажмуриться. Прикрыв глаза ладонью, я пытался сквозь пальцы рассмотреть крылатое создание, а заодно раздумывал: стоит ли мне убегать или хотя бы схватить свой посох?
Но птица не выказывала агрессивности. Она намного превосходила меня размером и была так же прекрасна, как и опасна. У нее были перламутровые перья на груди и более темные, цвета закаленного металла, на спине и крыльях. Ее клюв выразительно загибался, точно абордажный крюк, а затылок венчала грива из перьев.
Птица склонила голову набок, тоже меня изучая. Ее черные глаза, две круглые виноградины, смотрели на меня внимательно и чересчур разумно для птицы. Наконец не выдержав, я благоговейно спросил:
– Ты, должно быть, феникс?
Мелкие искорки и дымные завитки все еще струшивались пеплом с ее крыльев. Птица величаво раскрыла клюв и скрипучим басом ответила:
– Нет. Я – гарпия, однако многие зовут меня именно так.
– И ты не собираешься меня есть? – я с содроганием взглянул на ее хищный клюв.
Птица царапающе рассмеялась, будто когтями по стеклу полоснули.
– А ты вкусный?
– Думаю, да, – честно