встречать, и боялась разочароваться. А когда поезд остановился и я увидела тебя в окно, сердце у меня так и подпрыгнуло. Ты был такой красивый.
– Мама сшила мне новый костюм.
Рут задумчиво усмехается, погруженная в воспоминания.
– И ты привез с собой моих родителей.
Я пожал бы плечами, но боюсь двигаться.
– Я знал, что они тоже хотят тебя встретить, а потому попросил у отца машину.
– Очень любезно.
– Или, наоборот, эгоистично. Иначе бы ты поехала прямо домой.
– Да, наверное, – лукаво замечает она. – Но конечно, ты и об этом позаботился. Ты заранее спросил у моего папы, можно ли пригласить меня на ужин. Ты приехал прямо на фабрику, чтобы заручиться его согласием.
– Я не хотел давать тебе повода для отказа.
– Я бы не отказала, даже если бы ты сначала не спросил у папы.
– Теперь я это знаю, а тогда не знал, – отвечаю я, повторяя ее слова. Мы с ней во многом похожи – и так было всегда. – Когда ты вышла из вагона, помнится, я подумал: «И почему на перроне не толпятся фотографы?» Ты походила на кинозвезду.
– Я провела в дороге двенадцать часов и выглядела ужасно.
Мы оба знаем, что это неправда. Рут была красавица, и даже когда ей перевалило за пятьдесят, мужчины по-прежнему провожали ее взглядами, если она входила в комнату.
– Я едва удержался, чтобы не поцеловать тебя прямо там.
– Неправда, – говорит Рут. – Ты бы никогда не рискнул сделать это в присутствии моих родителей.
Конечно, она права. Я отступил, позволяя родителям поприветствовать и обнять дочь, и лишь потом, спустя несколько минут, подошел сам. Рут читает мои мысли.
– В тот вечер папа впервые понял, что я в тебе нашла. Потом он мне сказал, что ты не только трудолюбивый и добрый, но еще и настоящий джентльмен.
– И все-таки он сомневался.
– Всякий отец считает, что его дочери никто не достоин.
– Кроме Дэвида Эпштейна.
– Да, – дразнит Рут. – Кроме Дэвида.
Я улыбаюсь, хоть от этого голову вновь пронзает электрический разряд.
– За ужином я не отрываясь смотрел на тебя. Ты стала еще красивее, чем раньше.
– Но мы опять чувствовали себя чужими, – подхватывает она. – Понадобилось некоторое время, чтобы разговор потек непринужденно, как летом. И так до вечера.
– Я очень старался.
– Ты просто был собой, – говорит Рут. – И в то же время нет. За тот год, что мы провели порознь, ты из мальчика сделался мужчиной. Ты даже взял меня за руку, проводив до двери, хотя раньше никогда этого не делал. Я хорошо помню как по телу пробежали мурашки. А потом ты остановился и посмотрел мне в глаза, и я поняла, что сейчас будет.
– Я просто поцеловал тебя на сон грядущий.
– Нет, – соблазнительно журчит Рут. – Мы поцеловались, да, но не просто так. Даже тогда я почувствовала нечто большее. Ты словно обещал, что всегда будешь меня так целовать.
Сидя в машине, я вспоминаю ту минуту – прикосновение губ Рут, радостное волнение и изумление