«Это было осенью, в октябре?» Вера отрицательно качает головой. Я говорю: «Мне холодно. На улице холодно… иней примерз к асфальту… и дождь льет… ветер». Они обе кивают головой и говорят: «Это произошло в феврале». Ощущение погоды сбивается, спрашиваю: «В конце месяца?» Они: «Да». Говорю: «Он говорит, что она родственница». Они: «Кому?» Я: «Вам». Они: «Она что-нибудь говорит?» Я кладу руки на ее фотографию и обращаюсь к Ольге: «Она ваша сестра?» Ольга кивает. Я: «Вы замужем, у вас ребенок, сын». Ольга снова кивает. Смотрю на Веру, говорю: «Она говорит, что вы ее мама».
Информация того дня меня всю пронизывает, я говорю: «Это все произошло в этом доме. На втором этаже. Вот здесь» (встаю и показываю).
Меня спрашивают: «Как ее убили?»
Я: «Ее убил дилетант. Просто направил ружье… дуло… в упор выстрелил… не в ногу, не в руку… куда-то вот сюда». Спрашивают, где она лежит, я говорю: «Она лежит… вся такая… враскорячку… на втором этаже, рядом с дверью». Спрашивают, где лежит Виктор. Говорю, что они разминулись. Виктор снова выходит на контакт, я передаю: «Он говорит, что сначала убили ее, потом его. Он зачем-то на первый этаж спускался, что-то принес в руке, заходит, у него падает из рук, ему говорят: „Садись, пиши“. Он садится, пишет то, что… я, типа, убиваю ее, потом убиваю себя… извините меня… дальше ему стреляют в голову». Начинают расспрашивать про убийц, сильно путаются ощущения. Говорю, что их было двое, но непонятно, за что убили. Говорю, что убийцы их знали лично… Мама с дочкой спрашивают меня про цель убийства… настраиваюсь, снова все путается… говорю, что цель – ограбление.
Также говорю, что они лежат на разных этажах, скорее всего, он на первом.
Меня спрашивают: «А собака?» Я: «Да-да, я слышу лай… гав-гав… большая белая собака с отрезанными ушками». Они немного в шоке. Встаю, показываю, где будка у собаки (вдоль забора).
Ни с того ни с сего начинаю описывать брата Виктора… говорю, что он не виноват… но его образ приходит очень четко. Ольга задает наводящий вопрос: «Какие у брата Виктора волосы?» Я: «Длинные такие… сальные… худой очень». Ольга снова кивает головой (на протяжении всего эксперимента мама и дочь кивали в знак согласия со всем тем, что я говорила).
Снова переспрашивают, как убили Виктора, я отвечаю: «Его убили… одного из них… ему голову разнесли… стреляли из ружья… я слышу выстрел, падают гильзы… пахнет дымом». Я продолжаю: «Не вините его. Он ее очень любил. Я не верю, что он мог ее убить. Мне убийц четко не показывают, но все очень странно. Я попробую еще раз поговорить с ней». Она буквально в образах передает мне какие-то обрывки, и я спрашиваю: «У них свадьба должна быть? Она показывает место, которое выбрала для этого события». Они кивают, что-то рассказывают. Потом я говорю: «За две недели до смерти были крестины… крестины маленького мальчика… были?» Ольга говорит: «Нет, крестины должны были быть… но не состоялись, потому что они погибли…» Я: «Она очень хочет, чтобы мальчика крестили… поэтому она мне дала этот образ. Крестите его». Ольга: «Да, прошел год… мы собираемся вот-вот уже скоро крестить». Я: «Она показывает образ русоволосого мужчины… что мама хотела, чтобы она за него вышла… и что вам, Ольга, он