и лишь по уголкам чистые островки. Френсис никогда здесь раньше не бывала и не знала, как себя вести: можно ли было просто войти, как она это сделала, или же следовало сначала узнать о часах посещения. От мысли, что она может встретить здесь Дэви, у Френсис свело желудок. Некоторое время она простояла у входа, изнывая от неопределенности. Рядом толпа людей осаждала стойку регистрации – каждый старался завладеть вниманием совершенно измотанной служащей. Сестры, быстрые и бойкие, приходили и уходили, увлекая за собой шлейф перепуганных родственников и ходячих раненых. В конце концов Френсис протиснулась в один из коридоров и пошла по указателям, ведущим в детскую палату.
Она ожидала услышать шум – плач, крики, детские голоса, но ее встретила такая тишина, что мурашки по спине побежали. В воздухе резко пахло карболкой вперемешку с мочой, но и сквозь эту адскую смесь явственно проступал запах крови, который, как трудно выводимое пятно, никак не спрятать. Сердце у Френсис гулко застучало. Она медленно вышла не середину палаты, которую не могли скрасить ни бесчисленные плюшевые мишки, ни занавески с рисунками облаков, – детям здесь было не место. Но Дэви, скорее всего, оно показалось бы уютным и чистым. Ведь у него никогда не было плюшевого медведя; однажды она купила ему игрушечную обезьянку, но Кэрис выбросила ее, сказав, что это не ее забота – покупать ему вещи. Френсис очень надеялась увидеть его на одной из этих аккуратных больничных коек с чистой простыней, подоткнутой под мышки, а в руках что-то, что ему приглянулось, – книжка с картинками или солдатик. Сосредоточившись на кроватях у левой стены, Френсис рассчитывала вернуться через правый ряд. Вот первая кровать, затем вторая, а под простынями маленькие тельца, но не Дэвида. У некоторых детей были раны, перевязанные или заклеенные пластырем, другие казались невредимыми. Кто-то спал, другие глядели в потолок или на стены или выводили пальцами узоры на пододеяльниках; были и такие, которые лежали неподвижно, словно трупы. Один упитанный мальчик с каштановыми волосами словно застыл с закрытыми глазами, обе кисти у него были перебинтованы, повязки напоминали боксерские перчатки. Рядом сидела его мать и вязала – нога на ногу, спина прямая. Она подняла глаза на Френсис, и их взгляды встретились – спина напряглась еще сильнее, и женщина тут же отвернулась. Другая мамаша, наоборот, словно растеклась по стулу, забывшись сном, – голова откинута назад, рот приоткрыт. У ее дочери повязка закрывала глаза, и сквозь бинты проступали красновато-коричневые пятна. Нельзя было понять, спит девочка или нет, она лежала без движений, но это была неподвижность испуганного животного, которое надеялось остаться незамеченным. Френсис осмотрела левый ряд кроватей, затем правый. Потом снова обошла оба ряда и остановилась возле двери в полной растерянности.
– Простите, но вы не можете здесь разгуливать, – послышался чей-то голос.
Это была медсестра – невысокая, худая, с веснушчатым лицом. Уголок одного глаза у нее подергивался от нервного тика, вызванного физическим переутомлением.
– Я…