идти? Может, есть знакомые? Давай я тебя провожу, – стал он меня успокаивать.
– Тетя Таня, она живет в соседнем доме.
– Пойдем, я тебя провожу.
Мы пошли к соседней девятиэтажке. В сорок первой квартире жила подруга моей биологической матери, и я надеялась, что она меня приют хотя бы на ночь. Но попытки прозвонить в домофон были тщеты, никто не отвечал, и моя надежда быстро улетучилась. Олег стал подбадривать меня позитивными рассказами о себе и жизни, мы гуляли по двору и грелись в соседнем подъезде. На дворе была уже глубокая ночь.
– Наташ, может, папа пошутил? Давай еще раз попробуешь постучаться? – убеждал меня Саша
Я кивнула головой, и мы пошли в сторону моего дома. Я поднялась на этаж и тихо-тихо стала стучать по раме входной двери. Задержав дыхание, я молилась, чтобы меня пустили домой. Дверь открыла Валентина Петровна, и на ее лице я увидела жалость:
– Заходи скорей домой, замерзла ведь.
Она проводила меня в комнату, помогла раздеться и что-то сетовала себе под нос:
– Пойдем на кухню, покушаешь, – сдерживая слезы, сказала она.
Только переодевшись в домашнюю одежду, я поняла, что не чувствую своих ног и каждый шаг по полу причиняет мне боль. Словно тысячи иголок впивалось мне в каждый сантиметр кожи. Сквозь боль и слезы я молча дошла до кухни и села на табурет, протянув ноги к батарее. На плите стояла кастрюля с закипающей водой, а на столе в тарелке лежал виноград. Я посмотрела на это все голодными глазами и жадно сглотнула слюну.
– Хочешь? – спросила Валентина Петровна.
Я кивнула головой.
– Кушай тогда, – она повернулась к плите и стала считать количество пельменей, которые закидывала в крутой кипяток.
Я жадно стала глотать виноградинки, не разжёвывая их.
– Не перебей аппетит, сейчас пельмени тебе отварю, поешь горячего, – тихонько говорила Валентина Петровна.
У нее был вид провинившегося человека. Словно это она выставила меня за дверь квартиры. Она не разговаривала со мной грубо, в ее интонации была жалость и соболезнование.
Поставив передо мной тарелку горячих пельменей, она села рядом и стала внимательно меня изучать. Что она думала в тот момент, для меня остается загадкой, мои мысли были заняты обжигающе вкусными пельменями, находящимися у меня под носом. Обжигая свой язык, я уминала пельмени одну за одной, не обращая внимание на обожжённый рот.
– Поела? – спросила она.
Я молча кивнула головой.
– Умываться и спать!
День за днем я жила в квартире как приведение. Меня не замечал и Андрей и Юлия. Валентина Петровна иногда разрешала зайти в ее комнату и поиграть в тетрис на телевизоре. Ее грубость в мою сторону изменилась на жалость и заботу. Она занималась со мной уроками и кормила в отсутствие «родителей». Я не помню, чтобы я сидела с ними за одним столом и ела. Вот так закончились наши семейные вечера.
Наступили летние каникулы, и мои мучения с уроками закончились. Все свободное время я проводила на улице с другими детьми. В один из теплых дней я услышала