души таких язычников, как ты? Еретик несчастный!
– Тише, тише! – хлопнул рукой по столу Торир. – Выходит, что твой, отец Целестин, Бог и есть Эйра Вечный.
Эта вполне здравая и логичная мысль ввергла монаха во искушение немедленно предложить конунгу пройти обряд крещения, но таковое было отвергнуто за несвоевременностью. Хотя Торир, безусловно, прав.
– Видгар, а ты знаешь, что означают слова Хельга о том, что мировой змей ещё не сомкнул когти на севере и на западе? Какая Дверь должна закрыться? Куда она ведёт? – Торир поверил племяннику сразу и безоговорочно.
– Лесные духи говорили, что на севере обитал враг древних богов и всех народов Мидгарда и что потом землю, на которой он жил, разрушили Созидатели. Но мир изменился с тех пор, и остатки силы этого врага снова там появились – айфар чувствуют это. Там и дальше, в земле на Западе, должен быть какой-то проход в Утгард или в иное место, куда люди из Мидгарда не входили очень давно. Айфар говорили, что там и по сей день живут их родичи и карлики. И даже такие же люди, как мы, разве что в тех краях всё по-другому. Как – не знаю, но по-другому. Думается мне, там и пребывает часть Мидденгарда, про которую Хельги говорил. Да и айфар сказали, что это, наверное, так и есть. Они мне историю Хельги почти слово в слово рассказывали. Только айфар не ушли вместе с той землёй, а остались здесь. Не захотели уходить из родных мест. К ним даже иногда один из первых тех богов приходит, именем Эйреми. Последний раз три года назад приходил, летом. Я его не видел. Отец Целестин, помнишь, как ночью в июле тогда небо сияло?
И тут монах вспомнил одно из странных событий июля 847 года, начавшееся с обычной вроде летней грозы. Ещё вечером с запада, от моря, стала надвигаться необычная туча – огромная, плотная масса серых, местами в разрывах подцвеченных розовым облаков накатывалась удивительно быстро. В Вадхейме решили, что идёт сильный шторм, но, когда небо над фьордом полностью закрылось тугим клубящимся туманом, ни единый порыв ветра не пошевелил листья на деревьях, но все видели – наверху, в небесах, неистовствовала чудовищная буря. Облака плыли дальше, на восток, и, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, хлынул проливной дождь и сверкнули первые молнии. Грохотало ужасно, от молний ночь превратилась в день: разряды сыпали почти беспрерывно, но постепенно дождь ослабевал. Было далеко за полночь, когда отец Целестин выглянул за дверь, – такая затяжная гроза необычна в Норвегии. Его взгляд привлекло нечто непонятное далеко в горах, на северо-востоке, там, где гора Хартайген: среди блистающих молний глаз ясно различал поднимающийся от земли столб белого пламени, разгоравшийся всё ярче и ярче. Вскоре переливающийся вдали огненный столб вырос настолько, что упёрся в тучи, отчего те внезапно стали мертвенно-бледными.
И вдруг ударило так, что перепуганному явленным зрелищем святому отцу показалось, будто раскололось небо: разрывающий уши рев пришёл от гор, возрастая подобно катящейся на берег огромной яростной волне, – казалось, дрогнула сама земля. Монах шептал молитвы, обращённые,