* * Чтоб не вредить известным лицам, на Страшный суд я не явлюсь: я был такого очевидцем, что быть свидетелем боюсь. Бог – истинный художник, и смотреть соскучился на нашу благодать; Он борется с желаньем все стереть и заново попробовать создать. Блажен любой в его готовности с такой же легкостью, как муха, от нищей собственной духовности прильнуть к ведру святого духа. Навряд ли Бог назначил срок, чтоб род людской угас,— что в мире делать будет Бог, когда не станет нас? У нас не те же, что в России, ушибы чайников погнутых: на тему Бога и Мессии у нас побольше стебанутых. Всегда есть люди-активисты, везде суются с вожделением и страстно портят воздух чистый своим духовным выделением. Испанец, славянин или еврей — повсюду одинакова картина: гордыня чистокровностью своей — святое утешение кретина. Есть люди – их кошмарно много,— чьи жизни отданы тому, чтоб осрамить идею Бога своим служением Ему. Евреи могут быть умны, однако духом очень мелки: не только смотрят мне в штаны, но даже лезут мне в тарелки. У Бога многое невнятно в его вселенской благодати: он выдает судьбу бесплатно, а душу требует к расплате. Бога мы о несбыточном просим, докучая слезами и стонами, но и жертвы мы щедро приносим — то Христом, то шестью миллионами. Еврею нужна не простая квартира: еврею нужна для жилья непорочного квартира, в которой два разных сортира — один для мясного, другой для молочного. Поэт отменной правоты, Блок был в одном не прав, конечно: стерев случайные черты, мы Божий мир сотрем беспечно. Когда однажды, грозен и велик, над нами, кто в живых еще остались, появится Мессии дивный лик, мы очень пожалеем, что дождались. Встречая в евреях то гнусь, то плебейство, я думаю с тихим испугом: Господь не затем ли рассеял еврейство, чтоб мы не травились друг другом? Вчера я вдруг подумал на досуге — нечаянно, украдкой, воровато,— что если мы и вправду Божьи слуги, то счастье – не подарок, а зарплата. Богу благодарен я за ночи, прожитые мной не хуже дней, и за то, что с возрастом не очень сделался я зорче и умней. Ощущаю опять и снова и блаженствую, ощутив, что в Начале отнюдь не слово, а