и неотвязные сомнения в правильности того, что я делаю…
И за всем этим – осознание того, что ничем хорошим все это не кончится.
Временами я с мучительной болью ощущала, как во мне окончательно умирает прежняя Мидара – веселая, беспечная девушка, любившая искусство составления букетов и игру на флейте.
В эти минуты мне становилось очень плохо, и ни вино, ни наркотическая жвачка, ни запретные дурманящие курения, которые по моему приказу доставали в тайных притонах мои агенты, не помогали.
После того как был убит Верховный Властитель и все окончательно покатилось под откос, я, случалось, сутками не выходила из тюремных подвалов и у меня иногда не было времени даже смыть кровь…
Потом Совет Властителей вручил всю власть фельдмаршалу Броугу. Через три месяца половина Совета отправилась на эшафот как изменники и вражеские шпионы. А потом пришел черед и тех, кто стоял ниже. Наша служба тоже была объявлена зараженной предателями и была уничтожена почти поголовно.
Я разделила обычную судьбу всех потерпевших поражение, которых у нас во все времена без всякой пощады истребляли. Моих товарищей ждала казнь или каторга (что одно и то же). Я ждала смерти и была к ней готова, но приговор был иным.
Меня отправили в солдатский публичный дом, в один из захолустных гарнизонов на восточной границе.
Думаю, не нужно подробно останавливаться на том, что я пережила в следующие месяцы. Достаточно сказать, что я сполна испытала всю глубину унижений, которые только могут ждать женщину, оказавшуюся в полной власти животных, именующих себя мужчинами.
Приходилось видеть, как убивают просто так, вымещая на беззащитной женщине злобу на мир, и рыть иногда по две, по три могилы за день: своих мертвых презренные проститутки должны были хоронить сами.
Мне случалось не на жизнь, а на смерть драться с воровками и убийцами – и там, на самом дне, тоже была своя борьба за власть, свои рабы и господа.
Потом до меня дошло известие, что вся моя семья истреблена из-за участия кого-то из родственников в заговоре против Броуга. Я не плакала – к тому времени слез у меня уже давно не осталось.
Девушки из уничтоженных знатных семейств, которые попали сюда вместе со мной, умирали одна за другой или накладывали на себя руки. Не прошло и полугода, как из полудюжины осталась только я одна. Но пришел день, и наконец сломалась и я.
Это было на шестой месяц после того, как я оказалась здесь. В тот вечер из рейда против незамиренных горцев вернулся кавалерийский полк и нас всех – сотню замордованных до скотского состояния баб – безжалостно подняли с постели и погнали ублажать соскучившихся по женскому телу вояк. К утру я еле-еле могла двигаться. И тогда я наконец решилась сделать то, о чем думала уже давно.
Улучив момент, я выскользнула из каморки, где только что обслуживала очередного скота, даже не снявшего мундир, и, тихо проскочив мимо задремавшей надсмотрщицы, пробралась в нашу казарму.
Я привязала к карнизу подоконника