прежде чем пускаться в путешествие по окраинам преступного мира. В приличном костюме, хорошо сидящем жилете и чистой рубашке, он мог бы сойти при случае за удачливого афериста, но, скорее всего, его приняли бы за клерка с претензиями или за мелкого дельца.
Час спустя, выходя из дома, Ивэн выглядел совершенно иначе. Его светло-каштановые волосы были засалены, а местами и грязны; лицо также не блистало чистотой. Приличный костюм с жилетом сменила куртка, свободно болтавшаяся на его худых плечах, и старая рубаха без воротника. Ботинки были приобретены по случаю у одного нищего, который хотел от них избавиться. Они были великоваты, но эту проблему Ивэн решил, надев сразу две пары носков. В таком виде он отправился в «Ухмыляющуюся крысу» на Пуддинг-лейн – провести вечерок за кружкой сидра и куском пирога с угрем, прислушиваясь к разговорам.
Трактиров в Лондоне было огромное количество, причем самых разнообразных. Большие, роскошные трактиры, в которых устраивались банкеты для благородных, обеспеченных лиц. Трактиры поскромнее, хотя и не блистали великолепием, служили местом встречи и заключения сделок для людей всех профессий – от адвокатов и студентов-медиков до художников и начинающих политиков. Далее шли трактиры, таившие в себе зародыш будущих мюзик-холлов, где собирались памфлетисты и агитаторы, уличные философы и активисты рабочих движений. Были и такие, что посещались исключительно бродягами, авантюристами, пьяницами и представителями преступного мира. «Ухмыляющаяся крыса» относилась к трактирам именно такого рода, почему, собственно, Ивэн и облюбовал его несколько лет назад. Теперь он не то чтобы стал там своим – просто к нему притерпелись.
Стоя на улице, Ивэн видел мерцающий за окнами свет, отбрасывающий блики на грязную мостовую и придорожную канаву. С полдюжины мужчин и несколько женщин шлялись у входа; потрепанные одежды их были настолько темными и выцветшими, что в слабом свете их владельцы казались просто тенями. Даже когда дверь распахнулась, раздался взрыв хохота и на крыльцо нетвердой походкой рука об руку ступили мужчина и женщина, не высветилось ни одного яркого пятна; все осталось серым и тускло-коричневым. Мужчина повернул прочь, а женщина, осев на краю канавы, выкрикнула ему вслед какую-то непристойность. Не удостоив ее взглядом, мужчина скрылся в сумраке Пуддинг-лейн, направляясь в сторону Ист-Чип.
Ивэн, тоже не обращая внимания на пьянчужку, вошел в трактир. Его сразу окутали тепло, запахи эля, опилок и дыма. Он миновал компанию, увлеченную игрой в кости, затем другую, обсуждающую достоинства бойцовых псов, темпераментного верующего, горячо и тщетно излагающего свое кредо, и наконец сел рядом с бывшим боксером с изуродованным добродушным лицом и мутным взглядом.
– Добрый вечер, Том, – дружелюбно сказал Ивэн.
– Добрый, – охотно отозвался боксер. Лицо Ивэна было ему знакомо, но имени он, конечно, припомнить не смог.
– Видел Вилли Деркинса? – как бы невзначай поинтересовался Ивэн и, приметив, что кружка соседа