именно мою сумку? Пересматривали документы? И оставили отметку в паспорте «Сидела в кутузке вместе с другими бузотерами», наступив рифлёной подошвой ботинка. Я углядела среди груды курток, кепок, платков и сумок розовую сумку Байхэ и очень обрадовалась не меньше, чем своей сумке.
– Маша…
Я обернулась. В дверях стоял отец, то есть Сергеев. В полицейском отделении он выглядел как-то по-другому. Я не успела понять, что изменилось. Но несколько часов назад в ресторане это был приятный, уверенный в себе человек и… всё. А сейчас передо мной стоял жесткий, властный хозяин. И капитан, совершенно неискренне улыбаясь, сказал ему:
– Извините, Анатолий Сергеевич, зря она полезла…
– Всё уже! – отмахнулся отец и обнял меня за плечо, как раз за то, которое болело. Я поморщилась и отодвинула его руку.
– Что?
– Больно.
Он прищурился и посмотрел на капитана. Тот развел руками:
– Мы их не трогали, сами драку затеяли. Арабы эти всё. Китайцы. Косоглазые! Что им у нас здесь надо?
– Слушай… – Отец выразительно коснулся виска. – Лучше сейчас всех скопом выпустить, как будто ничего не было. И извиниться за ошибку.
– Я-то что? – вздохнул капитан. – Не было такого приказа.
– А кто вообще приказал всех забрать?
Тот пожал плечами, показал глазами наверх. Где, интересно, верх у этого капитана? Две копейки получает, столько грязи и ужаса видит, столько лжи и несправедливости, каждый день…
Машина отца стояла прямо во дворе отделения, то есть его пустили сюда. Он ее помыл за то время, пока у нас была конференция и последующие неприятности, и она сверкала сейчас нежно-шоколадными боками и огромной тяжеловатой мордой. Изящный танк, похожий на самого хозяина, на моего, биологического, отца. Да, так будет правильно.
– Ты имеешь отношение к полиции? – спросила я.
– Косвенное, – усмехнулся отец. – Только в том смысле, что без полиции иногда никак. Приходится иметь к ней какое-то отношение.
– Ясно.
– Не думаю, что тебе что-то ясно.
– Почему? – нахмурилась я.
– Не так выглядишь. Рука болит?
– Не сильно.
– Хорошо, садись в машину, разберемся.
– А остальные?
– Их скоро выпустят.
– Я не могу так уйти. – Я остановилась около машины.
– Не глупи.
– Я не могу уехать, – повторила я. – У меня там друзья. Я не знаю, как с ними поступят.
– Давай так. – Отец мягко, но твердо взял меня под руку, ту, которая не болела. – С ними поступят очень хорошо. А ты сейчас не будешь осложнять ситуацию. Видишь вон там люди? Это телевидение, они снимают нас из машины. Намечается приличный скандал. А он никому не нужен.
– Ты работаешь в администрации города? – спросила я.
– Я просто работаю в этом городе, Машенька. И живу здесь, – улыбнулся отец. – Всех выпустят, по одному, не переживай. Перед кем надо, извинятся. Вон, смотри,