сильно привязалась к своей соседке по палате и повсюду ходила за ней. Их часто заставали страстно целующимися, причем санитаркам «приходилось насильно отрывать одну от другой». Когда их разлучали, это причиняло невыносимые страдания Людмиле. «Надзиратели также наблюдали нечто свидетельствующее о половых извращениях», – заявила врач Головина. Однако и по ее мнению явных признаков помешательства у Ивашкевич обнаружено не было.
Выслушав всех свидетелей, суд перешел к прению сторон.
Обвинитель Пенский говорил, что суд имеет дело с извращенной натурой, не желавшей отделять добро от зла, так как чиновник Ивашкевич, женившись на ней, вырвал ее из нищеты. «Такие не останавливаются ни перед чем, чтобы избавиться от ненавистного мужа. Их следует удалять из общества как вредные и опасные элементы», – подвел итог обвинитель.
В свою очередь адвокат Адамов доказывал, что Людмила Ивашкевич, убивая мужа, «пребывала в чаду», ибо она – «само страдание». «Это нравственно убитый человек, – восклицал адвокат, обращаясь к присяжным. – Она тонет в море житейской грязи. Так не осудите же тонущую мать двоих детей!»
Присяжные заседатели долго совещались, перед тем как вынести свой вердикт. В итоге вину за покушение на отравление чиновника Ивашкевича они целиком возложили на умершего Берзинга, а виновной в убийстве своего мужа Людмилу не признали, посчитав, что она действовала в состоянии аффекта. Поэтому судье ничего не оставалось делать, как вынести мужеубийце оправдательный приговор.
«Присутствовавшая в зале многочисленная публика встретила приговор громкими аплодисментами», – отмечали столичные газеты.
Больше Викентию Владиленовичу никаких сведений о судьбе Людмилы Ивашкевич обнаружить не удалось. Однако своя версия происшедшего у него сложилась. На его взгляд, все объясняла отмеченная во время «испытания» в больнице страсть Людмилы к соседке по палате. У нее явно имелись лесбийские наклонности, возможно, развившиеся в результате перенесенного в детстве насилия со стороны мужа. Скорее всего, мужчин она не выносила и долгие годы готовила план – расправиться с мужем. И пылкого Берзинга она просто соблазнила, чтобы сделать из него убийцу ненавистного старика. Однако Берзинг не оправдал ее надежд, он не смог расправиться с ним сам, не смог найти наемных убийц. Тогда она уговорила его найти подходящий яд, но он и этого сделать не смог. Поэтому она сдала его сразу и без всякой жалости. Ни о какой страстной любви, как отмечали полицейские, там не могло быть и речи.
«Половой ненормальностью» легко объясняется и убийство мужа. Видимо, старик Ивашкевич обнаружил пристрастие Людмилы к женскому полу, по тем временам, когда и женщина-врач была в диковинку, это давало ему возможность легко расправиться с ней – отлучить от детей, лишить наследства, засадить в сумасшедший дом. Видимо, этим он и грозил ей, и тогда она взяла в руки его собственный револьвер…
Воспоминания об этом старинном деле и вызвали у Багринцева желание