что он любит меня что не создает тех, кого не любит. Создал не для того, чтобы страдала, а для того, чтобы посмотреть как буду справляться с трудностями и какой буду делать выбор.
Я не сразу поверила бабушке. Я рвала на себе крестик. Задыхалась от слез. Боль была большущей, а я девчонкой. Царапала себе кожу на ногах и лицо. Билась головой об пол, в надежде пробить ее. Внутри все ныло, а снаружи был красивый мир. Считала себя глубочайшим наказанием всему роду, поскольку никто не рождался так у нас. Дедушка запаивал паяльником цепочку бесчисленное количество раз и каждый раз родные надевали ее на мою шею. Не помню четкий момент и возраст когда же перестала ее рвать, но помню мысль, промелькнувшую однажды. Он послал меня к людям, которые любят меня. Показал так любовь, а еще исполнил мечту, казалось бы невозможную – я пошла в школу
***
В самом начале, я плохо умела сидеть. Научилась кушать ложкой, потом отлично сидеть, ползать. В моментах, когда ставили на ножки сразу же падала. Первые шаги тогда родители не увидели. Я наступала только на пальчики ступней, чтобы исправить деформацию была нужна операция. Тогда мне и не было трех лет. При параличе с рождения, чем раньше проходишь лечение и исправляешь положение, тем лучше. Врачи в Тюмени говорили: «Давайте пождем после трех лет сделать операцию самое то.» Однако, ждать было нельзя.
Тогда родители узнали о «Научном Центре Академика Илизарова» в Кургане.
Повезли туда и доктор Иванов разрешил, одобрил клинический случай и прооперировал меня.
Очень успешно. Я стала наступать на все ступни целиком и бесконечно благодарна, что так сложилось, поскольку деформация обратно не вернулась.
Помню ли я что-нибудь почти в три года?
Четких картинок нет, обрывки воспоминаний и чувства, однако мое тело помнит все. Помню, как мама сказала, что сейчас поеду смотреть мультики, пугать не хотела.
Основная методика исправления костных деформаций в центре тогда представляла собой аппараты. Железные конструкции и спицы, которые всверливались в кости, а после подкручивались ключами. Несколько месяцев нужно было ходить, именно наступать, после надевали гипсовые лангеты еще на месяц.
Помню, как кричала визгом. Даже, если закрою глаза сейчас в горле встает ком и хочется помотать головой, потрясти. Иногда так и делаю. Боялась врачей. Белый цвет халатов заставлял молиться, чтобы только прошли мимо и шли не ко мне, хотя сердце чувствовала, что они добрые и хотят лишь одного – чтобы мне стало лучше. Просто рецепта другого, кроме боли никто не знал. Да и я тоже. Ночами аппараты сцеплялись между собой (даже, если клали мне подушку между ступняли, я крутилась). Расцепить могли только врачи ключами. Это страшно очень. Мне было страшно.
Я никого не обвиняла, просто в голове крутился: «Почему мне нужно терпеть столько боли?» Однако, я думала, что боль будет только физической, к которой просто привыкла. Привыкла к тому, что постоянно лечусь. Редкие передышки от уколов, санаториев, платных процедур. Знаете, самое интересное, что