чем самые могущественные заклинания.
Наконец возвышавшийся перед ним камень вздрогнул и пошевелился. Плющ и колючие лианы поползли во все стороны, будто гревшиеся на солнце змеи, застигнутые холодным ливнем, а сам камень заворочался, словно медведь, выбирающийся из берлоги после зимней спячки, и начал медленно подниматься. Герцог чуть прибавил темп – камень пополз веселее. Наконец щель между камнем и поверхностью стала достаточной, чтобы в нее мог пройти человек, правда изрядно согнувшись. Герцог резко опустил руки к бедрам, и камень послушно замер. Герцог еще несколько мгновений вглядывался в висевшую перед ним глыбу, затем расслабился и вытер рукавом взмокшее лицо. О боги, когда-то он думал, что раз от раза это будет удаваться ему легче и легче, но сегодня у него такое чувство, что ему еще никогда не было так трудно поднять этот проклятый камень.
Отдышавшись, герцог подошел к замершей в воздухе глыбе и, согнувшись, протиснулся в щель. В отличие от поляны, узкий коридор, скрывавшийся за камнем, за прошедшие три года, казалось, совершенно не изменился – все те же поросшие мхом стены, свисающие со свода корни деревьев и кустарников, сумрак и гулкие всплески падающих с потолка капель. Пройдя двадцать шагов, герцог уткнулся в низкую одностворчатую дверь. Когда-то она висела на мощных железных петлях, приваренных к не менее мощной железной коробке. Однако и коробка, и петли, и оковка самой двери давно уже сгнили и рассыпались в прах, и лишь само полотно, сделанное из вечного дерева меллирон, упорно сопротивлялось времени. С точки зрения эльфов, любая вещь, изготовленная из тела этого священного для них дерева, была чудовищным кощунством, но, если верить легендам, Сумрачные сестры не очень-то обращали внимание на эльфов, да и не только на них, но и вообще на кого бы то ни было. Если есть хорошая древесина, – почему бы не использовать ее на всякие полезные вещи. А после Черной тьмы в сожженных лесах было немало готовой к использованию великолепной древесины, правда изрядно обугленной… Сестры вообще были довольно прагматичны. Герцог ухватил дверь и, напрягши мышцы, просто приподнял ее и переставил к стене. Сразу за дверью начались ступени узкой винтовой лестницы, вырубленной в скальной толще.
На верхнюю площадку он выбрался за несколько минут до полуночи. Посередине площадки возвышался уже знакомый герцогу каменный выступ. За прошедшие три года он тоже покрылся слоем грязи и птичьего помета. Однако времени очищать его у герцога не было. Поэтому он просто вытащил из сумки припасенный как раз для этого кусок полотна и расстелил его. В центре выступа тут же была помещена подставка-подсвечник, оба свечных огарка расположились слева и справа от нее, ровно на линии восток-запад, из шкурки было вырвано два волоска и воткнуто в огарки в виде фитилей. Окинув всю композицию придирчивым взглядом, герцог снял с шеи привезенный сегодня Беневьером камень, в этой темноте казавшийся просто кусочком угля, и осторожно уложил его в углубление