с тыльной стороны здания. Сельский участковый, старший лейтенант Горохов, привел его из правления колхоза к себе в опорный пункт и, укоризненно качая головой, запер со словами; «Проспись, дядя Вася!» Андреич, до нельзя уставший, весь на нервах, от всех передряг последних дней, да еще и пьяный в добавок, несмотря на то, что время было всего около четырех часов дня, рухнул на топчан и отключился, как в яму провалившийся, без всяких снов. Ночью проснулся по нужде и справил ее в стоявшее рядом с топчаном ведро. Залпом выпил кружку противной теплой воды, стоявшей на тумбочке у стены, и помянул участкового добрым словом.
Сергей Горохов, Черневский участковый, был лучшим и неразлучным другом покойного Кольки. С детства они были вместе почитай каждый день, ходили в один класс, вместе шкодили, вместе за шкоды свои отвечали. Вместе полюбили одну девчонку, одноклассницу Лену, но общее это увлечение, как ни странно только укрепило их дружбу. И один, и другой, не желая переходить лучшему другу дорогу, готовы были уступить первую юношескую любовь товарищу, и так втроем и ходили, Колька, Серега и Ленка, откровенно млевшая от такого необычного внимания. Потом, пришла пора, идти в армию, и тут вышла неувязка. Хотели друзья, и служить вместе, но видно – не судьба. Коля Лопатин попал на три года в Северный флот, а Сергей Горохов, коренастый крепко сбитый, смешливый парень, отслужив срочную в ДШБ ЗГВ в Германии, вернулся домой на год раньше закадычного друга. И Лена, уставшая к тому времени от неопределенности, хотела уже простого девичьего счастья, потому ответила Горохову: «да». Основную роль в ее решении послужило письмо от Коли, в котором он просил прощения и желал ей счастья с другом, а сам домой пока не собирался, подав к тому времени документы в школу мичманов. Свадьбу сыграли веселую, к тому же Коля Лопатин как раз в отпуск приезжавший, был на той свадьбе свидетелем, разбив не одно сердце подружек невесты своим черным, строгим и красивым кителем с мичманскими погонами. С тех пор уже почти четыре года прошло, семья Гороховых жила дружно в Чернево, но детей пока, к их печали так и не нажили.
Проснулся Василий по привычке рано и лежал на жестком топчане, закинув руки за голову, тупо смотря на беленый потолок и на стены. Утреннее солнце пробивалось сквозь давно не мытые стекла зарешеченного оконца, бросая блики на окрашенную темно зеленой краской стену напротив топчана. На стене кто-то из местных молодых оболтусов, накарябал чем-то острым схематично женскую фигуру с густой порослью меж ног и большими грудями, а рядом нацарапал не вязавшиеся с изображением слова: «Петруха пидар». Так же какой-то не в меру остроумный и озабоченный сельчанин, прямо над входной дверью, написал карандашом предложение сотрудникам милиции вступить с ним в половую связь. Причем в самой что ни на есть извращенной форме. При этом сам, намереваясь играть активную роль, а горемыкам-милиционерам оставил роль пассивную…
В голове у Лопатина было пусто, как в старом покинутом пчелами улье, и ему, уставшему от всех свалившихся