губы.
– Что же так, посадский? – усмехнулся Едигей. – Князь Василий укрылся за городскими стенами, а тебе там места не нашлось?
Мужчина взглянул на стоящих вокруг татар, а потом остановил мутный взгляд на тельце ребёнка.
– То сынок мой был… И жонка… – тихо прошептал он и внезапно бросился вперёд, закричав: – Сдохни! Погань нечести…
Крик оборвался на полуслове, голова, продолжая шевелить губами, подкатилась к ногам Едигея. Он брезгливо оттолкнул её носком сапога и посмотрел на оставшегося мужчину. Тот взвыл, вскочил на четвереньки и пополз к эмиру, жалобно поскуливая. Один из нукеров сапогом наступил ему на шею, пригибая к земле, и мужчина замер, уткнувшись головой в снег. До Едигея долетали приглушённые слова вперемешку со всхлипами:
– Пощади, великий хан! Всё скажу, как есть, на духу! Только пощади! Не убивай!
Едигей повелительно махнул рукой, и мужчину подхватили под мышки, поставив на колени.
– Говори, что знаешь! – велел Едигей. – Князь Василий в городе укрылся?
– Нету! Нету его в Москве! Как дошла весть, что идёт на Москву воинство несметное, так наш князюшко перепугался дюже. Погрузил в сани свою княгинюшку с детками, взял домочадцев, да и был таков! – Мужчина всхлипывал, размазывая грязные слёзы по распухшему от побоев лицу. – Покинул нас кормилец, отдал на растерзание басурманам.
– Куда направился?
– Сказывают, ажно у Кострому. Подале отсель. Хочет, мол, дружину собрать да отпор дать тебе. Токмо, знамо дело, отсидится в тёплом местечке, пока беда не пройдёт стороной.
– Зачем посады сожгли?
– Так то дядюшка ихний, князь Серпуховской Владимир Храбрый повелел. Он в Москве ноне за главного остался. Всеми командует, готовит город к осаде.
– Владимир Храбрый, говоришь, – нахмурился Едигей, зная Серпуховского князя, как одного из лучших военачальников. – А не староват он для ратного дела?
– Где там! – воскликнул мужчина. – У него хоть голова и седая, да ума и отваги вдосталь. А уж строг как! За ослушание в военное время немедля велит казнить. Покуда жив князь Владимир, Москву тебе не взять.
Едигей больше ни о чём не расспрашивал пленника. Он молча повернулся и направился в свой шатёр, сделав едва заметный жест рукой. За спиной его раздался свист рассекаемого саблей воздуха, и послышался глухой стук падения на землю тяжёлого тела.
Этой же ночью Едигей собрал у себя на военный совет четырёх ордынских царевичей и восьмерых князей – всех, кто пришёл с ним за сокровищами русских. Был среди них и сын Едигея, князь Якши-бей, верный последователь своего отца в жестокости к непокорным. Жадностью заблестели глаза присутствующих, как только Едигей начал говорить, хищные ноздри с шумом вдыхали воздух, чуя в нём запах скорой крови и новых пожарищ.
– Московский князь Василий думает, что сбежал в Кострому от нашего гнева, – произнёс Едигей, обводя