Особенно я люблю совсем старые, например, «Два бойца» с Марком Бернесом!
– Это где он поёт «Тёмную ночь»?
– Точно!
– А мне нравятся «Летят журавли» и «Чистое небо».
– «Чистое небо» – это вроде как про лётчика? – он наморщил лоб. – Его вроде сначала репрессировали, а потом оправдали и дали орден?
– Ну да.
– Слушай, ты на меня больше не обижаешься за вчерашнее? За то, что я тебя сплетницей назвал?
– Нет, что ты!
Остаток пути мы провели, мило беседуя о старом кино. Когда мы подошли к моему дому, и я обречённо подумала, что уж сегодня-то он меня точно не поцелует на прощание, Димка неожиданно спросил:
– У тебя есть брат или сестра?
– Нет, а почему ты спрашиваешь? – удивилась я.
– У меня тоже нет, – сказал он. – Но сегодня мне показалось, что я провёл день с младшей сестрёнкой, такой симпатичной и забавной! Ну, что? Пока? Мне пора в библиотеку!
– Пока, – потерянно сказала я и, еле сдерживая слёзы разочарования, поплелась на четвёртый этаж.
Вот так. Оказывается, всё это он проделал из простой вежливости, а я ему вовсе и не нравлюсь! Вернее, нравлюсь, но только как сестра.
– Вернулась? – спросила мама. – Интересный был фильм?
– Так себе, – буркнула я.
– А этот Дима очень хороший мальчик! Вежливый такой!
– Это точно! – язвительно подтвердила я.
– Вы давно дружите? – продолжала любопытничать мама.
– Мы не дружим!
– Как так? – не поняла она. – Вы же в кино вместе ходили!
– Ну и что? Сходили. Это вовсе не значит, что мы друзья!
Я сердито повесила ни в чём не повинную куртку и пошла в свою комнату.
– Поля, что случилось? Вы поссорились? – встревожилась мама.
– Нет! – я закрыла дверь перед самым её носом.
– Но, Полюшка, я же вижу, что ты расстроена! – мамин голос звучал глуховато из-за закрытой двери.
– Всё нормально! – крикнула я, потом, чувствуя, что она так не успокоится, открыла дверь, обняла её и сказала. – Всё хорошо, просто он не обратил внимания на новую куртку… А сейчас мне пора делать уроки, нам много по алгебре задали, и ещё контрольный срез завтра по русскому…
Я поцеловала маму в усталую щёку и села за стол. Мама (я это спиной чуяла) недоверчиво посмотрела на меня:
– Я схожу к тёте Оле в гости, если захочешь поесть – обед на плите.
– Угу.
– И посуду вымой.
– Хорошо.
Наконец дверь закрылась, и я осталась наедине со своим разочарованием.
– Вежливый! – фыркнула я. – Это он, оказывается, за вчерашнее извинялся!
Хотелось заплакать, но слёз не было, наверное, потому, что кроме разочарования я чувствовала ещё и злость на него. Поэтому, немного пошмыгав носом, я открыла свой дневник (да, да, в то время я, как, наверное, все девочки на свете, вела дневник, которому доверяла свои самые тайные переживания) и написала:
– Привет, мой