побега.
– Интересно, почему у неё на уроке такой бардак? – задумчиво спросила Ксюша, весь урок прилежно записывавшая и объяснявшая правила.
– Потому что в башке у неё то же самое! – Марина была недовольна, потому что двойку она закрыла тройкой. – И на башке!
Я молчала, сравнивая Наталью Павловну с Юлией Александровной, которая вела у нас русский и литературу до десятого класса. Молодая, эмоциональная, но главное, знающая и умеющая увлечь своим примером, она влюбила нас в Пушкина и Лермонтова, Грибоедова и Гоголя; мы с жаром устраивали на уроках суды над литературными героями (форма, как она по секрету сказала нам, уже устаревшая, но дающая пищу для размышлений), писали нестандартные сочинения, инсценировали «Ревизора», «Недоросля» и «Горе от ума», к слову сказать, Дрон был прекрасным Чацким, да и вообще… Почувствовали вкус к литературному слогу…
– Мне кажется, ей наплевать, – тихо сказала я.
– На что?
– На свой предмет, на нас, на всё… Ей же ничего не надо! Каждый урок у нас одно и то же: бубнит лекцию, потом вопросы, потом доклады и сочинение! Хоть что-нибудь интересное бы придумала!
– Линка сердится, потому что её сочинения теперь не самые лучшие в классе! – это сказал Артём Козинец, невысокий крепыш и мой вечный сосед сзади.
Его суждения всегда выделялись основательность и продуманностью.
– И вовсе не поэтому! – возразила я.
Действительно, Юлия Александровна всегда приводила в пример мои сочинения как одни из самых лучших, а Удава говорила, что они «слишком эмоциональные», дескать, надо меньше чувств, больше анализа.
– Ты замечаешь, что мы спим на её уроках? – я села вполоборота, чтобы видеть и Тёмку и Ксюшу с Маринкой. – Спим! Дрон делает физику, Илюшка – вон газету читает!
Услышав своё имя, Илья Савалёв поднял голубые глаза и почесал затылок: читал он журнал «Футбол», до которого был великий охотник.
– Аня маникюр делает, а полкласса на телефонах играют! – в запале продолжила я.
– Неправда, я в нете сижу! – подал голос Саша Крупин, самый красивый мальчик в нашем классе, славившийся пристрастием к интернету и вылезавший туда каждый удобный и неудобный момент. Из-за этого он оккупировал на вечное жительство последнюю парту среднего ряда.
– Я имею в виду в общем, – пояснила я. – А ей же всё равно! Бубнит и бубнит себе под нос… Нет, с ней мы литературу знать не будем!
– А кому она больно-то нужна, литература? – пожал плечами Саша. – Тебе одной, наверное, ты ведь в литинститут поступать будешь? Ну, и позанимаешься с Юлечкой дополнительно!
– Да дело не в этом! – отмахнулась я. – Поступать, не поступать… Дело принципа! Зачем работать в школе, если тебе наплевать на детей!
– Ну, не всем же быть гениями, кто-то просто работает, – возразила Ксюша.
– Ну, и пускай идёт просто работать с бумажками, а не с людьми, – мне не хотелось спорить, но и сдаваться – тоже.
– Станешь, Линка, великим педагогом и покажешь им всем! – воскликнул Тёмыч.
– Не