разбра после – и все ради шестидесяти минут самого боя.
Стража двинулась дальше, и он облегченно выдохнул. Устал он ждать. Он снова обрел цель, задание на службе Короне. Свое место в Хайте. Не поэта и не совсем солдата. Новую жизнь перед смертью.
Двинулся дальше и поезд – сперва медленно набирал скорость, устремляясь по рельсам навстречу Гвердону. Туннель поглотил состав. В пляшущем свете ламп Теревант запаковал свои вещи. Интересно, что бы предпринял инспектор, окажись при нем меч Эревешичей. У пограничников обязана быть сверхъестественная поддержка, хотя бы завалящий чародей. Пожалуй, гвердонско-хайтская граница, наименее вероятный рубеж, куда в случае чего обрушится божий гнев, но разве оставят они этот фланг без охраны? Через смотровое стекло он рассматривал недавние укрепления – туннели и башни, шипастые северные стены.
На станции его пропустили сквозь барьер кабинок, в них таможенные служащие. «Как птицы обсели ветхую изгородь, – подумал он, – а вместо перьев подтыкают гнезда бумагами». Над морем у Эскалинда высились скалы, где гнездились тысячи водоплавающих. Когда Облачная Роженица сошла в мир, птицы взлетели все как одна, завертелись колесом, и огромная стая приняла форму женщины. Великанша состояла из птичьих крыл, а в виде пальцев торчали сотни острых клювов. Писцы же вырывали бумаги из рук, по зернышку проверяли детали, но хотя б не клевались. Документы отдали обратно, показали куда идти.
Он двинулся наружу. Впервые за много месяцев галдеж чиновных ворон не вынуждал его вжимать голову в плечи. По мраморному вестибюлю он вышагивал с военной выправкой, стучал каблуками по плитам.
Так он и вышел в Гвердон.
На большой город успела пасть ночь, вдоль улиц рядами горели алхимические фонари, а Новый город у гавани сиял, подобно застывшему лунному свету. Улицы полны народу даже затемно, и каждый прохожий живой – горячий, шумный. Ошеломительно, по сравнению с прохладной тишиной Старого Хайта. Казалось, будто толпа на волосок от того, чтобы тут же устроить погром – или уличную пирушку. Сам не свой, он заулыбался. Они же как дети – забавляются, святая невинность. «Никто из них, – предположил он, – не видывал Божью войну». Тереванту совали разные листки и обещали все, что угодно – от плотских удовольствий до дешевой гостиницы, не исключая вечное счастье в объятьях Танцора и что его голос за Келкина станет голосом за стабильность.
С края площади выдвинулась фигура в хайитянском мундире, шляпа из чертовой кожи рассекала толпу, как акулий плавник. К удивлению, этот солдат носил маску и толстые краги. Должно быть, неусыпный – в городе их немного. Большинство сотрудников посольства в Гвердоне из живых. Есть давно оговоренные ограничения по численности и маршрутам неусыпных по городу – подозрительность, как отголосок старого соперничества. Прежде Хайт не раз встревал в гвердонские дела. Городские стражники недовольно глазели на неусыпного, пока тот пересекал площадь, чтобы поздороваться с Теревантом.
– Добро пожаловать в Гвердон, сэр.
– Э-м,