к несчастью, была,
как жилищный вопрос, велика.
И ее поделили
так, чтоб каждой семье выпадало
Понемногу паркета старинного и потолка.
А потом все забылось.
Жильцы и не подозревали
Среди дымной стряпни,
беготни,
подметанья полов,
Что живут так обычно,
так непритязательно в зале,
Где давался, быть может,
один из последних балов.
Это выяснил я!
И, ужасно взволнованный этим,
Отложил на потом
все другие ребячьи дела,
И в течение дня,
до чертей надоевши соседям,
Разузнал, что за чудо
пропавшая зала была!
…В эту ночь мне приснился
какой-то блестящий военный,
На кого-то похожий
(но только лица нет на нем),
Он метался по комнате,
бился в фанерные стены,
И его эполеты
горели недобрым огнем.
А в потерянной зале,
за тонкой стеною невидим,
Замечательный бал:
звуки музыки, светская речь.
И несчастный военный,
на волю отчаявшись выйти,
Принимается саблей
преграду фанерную сечь.
Только стены стояли,
хотя от ударов трещали…
– Мальчик! Где же здесь выход?
(Сует мне в карманы рубли.)
Ах, княжна, так нельзя!
Пощадите!
Вы мне обещали:
Ведь мазурка моя!
Вы смеялись…
О, как вы могли?! —
Но ни слова в ответ.
Или он не расслышал ответа
Среди звуков мазурки.
Внезапно кончается бал.
Поцелуи, прощанья.
– Такому-то князю – карету! —
И со стоном «уехала!»
Странный военный пропал.
…Поутру я проснулся
в глубокой, недетской печали.
Чем-то вкусным тянуло
(наверное, был выходной).
В коридоре ходили.
Друзья за окошком кричали.
Мама нежно пытала,
что нынче такое со мной.
Девятнадцатый год
(на