что тут первично, настолько совершенна слиянность этих двух начал, двух художественных ипостасей. Мы же стопроцентно уверены, что форма и содержание его стихов появились на свет Божий одновременно, ибо Иван Иваныч, по образному выражению Марины Цветаевой, несомненно, был поэтом уже в утробе матери. По моему твёрдому убеждению, Марина, адресуя вышеупомянутый образ Пушкину, предчувствовала в грядущем появление нового Пушкина, нового преобразователя нашего с вами языка и литературы. Хотя, оговорюсь, лично мне, как знатоку, сам Иван Иваныч по мощи творческого потенциала больше напоминает Лермонтова. Да, да!.. коли прошедшие два столетия дали нам Лермонтова и Есенина, то текущий XXI век, более прогрессивный и, скажем со всей откровенностью, более продвинутый в сторону прекрасного, дал нам третьего поэта, творческим напором превосходящего своих предшественников».
И далее, в доказательство своих критических озарений, Степан Совильев приводит строки самого Иван Иваныча. Что и говорить, настоящий гений простодушен, в самооценках он не стеснён рамками пресловутых условностей, ибо взыскует только истины. В одном из своих лирических шедевров Иван Иваныч признавался, что ещё на заре кипучей деятельности всех лучше вспахивал поля, посему для сельчанок-раскрасавиц был краше короля, что во все годы жизни он, исполнен звёздных усилий, по праву подпирал небосвод мощью плеч. «Это лучшее стихотворение о нашем народе, написанное в нынешнем столетии», – справедливо констатировал Совильев, с гордостью сознавая, что ему выпало счастье быть современником, а где-то и соратником Иван Иваныча.
Критик, столь восприимчивый к неповторимым, великим строкам, разумеется, не мог не подпасть под обаяние личности поэта. В другой своей статье он с глубоким сочувствием и, как нам показалось, с пронзительным сопереживанием писал о душе своего любимого поэта. Мучается она, как вольнолюбивая птица, в клетке его служебных обязанностей, которые поэт-гражданин, помимо неустанного творчества, взвалил на себя. И потому Иван Иваныч видится Степану духовной скалой вечности над царством суеты и стяжательства, в котором томится человечество.
Да Иван Иваныч и сам, судя по его нетленным стихам, сознавал своё значение в нашем непростом веке. Он всё чаще писал, что сильнейшим образом страдает в его душной атмосфере, где так нерадостна участь пророка, праведного служителя любви, что от души ненавидит бандитов, жуликов и мерзавцев всех категорий, всех мастей:
Пускай тоской я измочален,
оболган, вымаран из книг,
но и, обугленный в печали,
пребуду, как в любви, велик.
Впрочем, не так-то просто было сонму нечестивцев всех категорий и мастей справиться с девятым, если не десятым валом его творчества: книги Иван Иваныча в великом множестве экземпляров издавались и переиздавались в различных издательствах, по праву заполонив прилавки магазинов и библиотечных полок. А вскоре, по просьбе читателей,