на него мертвяка, тот с воем отвалился в сторону – голова его курилась черным дымом. – На! На! – человек ткнул крестом вправо… влево… рванулся, проскакивая меж ринувшихся к нему с двух сторон покойниками…
Прыгнувшая ему на грудь крохотная мертвая девочка была похожа на клубок спутанной шерсти – пересыпанные землей длинные, когда-то невероятно густые волосы стояли дыбом, ободранный ветхий саван развевался лохмотьями. Девчонка врезалась обеими ногами ему в живот и… вцепилась в крест ручонками. Взвыла! Дымное черное пламя покатилось по рукам, струйками побежала по плечам, перескочило на грудь, охватило волосы… но девчонка не отпускала и… ветхий гайтан креста с треском лопнул! Мертвячка отлетела в сторону, вспыхнула черным костром, а человек кубарем полетел вниз, по каменистому склону, к реке!
– Река… вода… не пройдете… нет… – человек приподнялся на дрожащих руках – вокруг него все кружилось: каменистый берег, багровый в красках затухающего заката, зеленые островки травы, узкая лента реки вертелись, меняясь местами. Над гребнем берегового склона возник скелет… и человек отчаянно попытался вскочить. С протяжным стоном поднялся на ноги – колени его то и дело подламывались. Ему казалось, что он бежит, но на самом деле он брел, пошатываясь. Шаг… второй… третий… холод охватил его, в голове прояснилось и он понял, что стоит по грудь в воде… и хрипло, счастливо расхохотался! – Вода… проточная вода… спасе-е-ен! – заорал он, попытался обернуться, чтоб ткнуть в сторону берега мослатым кукишем.
Вода взбурлила. Пробивая слой зеленой ряски, из глубины поднялась голова. Словно всплывший пучок водоросли, длинные волосы поплыли, извиваясь, по черной воде… раздутое лицо утопленницы поднялось из реки. Из черной пасти выметнулись кривые длинные клыки… и тяжело, как громадная щука, утопленница взмыла над водой, и кинулась человеку на шею.
Дно под ногами оборвалось яминой и человек ухнул в глубину, сходу уйдя под воду. Еще миг он видел над головой тонкую прозрачную пленку воды, залитую алой кровью заката. Мелькнули покрытые пузырьками плечи и грудь, белая рука, ощетинившаяся когтями… В груди у него словно что-то взорвалось… и перед глазами все померкло.
Вода вскипела… и стихла.
– Чявк-чявк, ой-ёй-ёй, умирает дядя мой… – замершие на обрывистом берегу детишки, медленно, не отрывая тесно сдвинутых голов, повернулись… и заскользили прочь. Кружащее вокруг них лунное сияние на миг озарило степь, и начало затухать, удаляясь.
Вода колыхнулась снова. Раз… другой… третий… Человек брел к берегу, ступая медленно и размеренно, как автомат. Остановился у самой кромки воды. Стряхнул налипшие водоросли. Поднял руки – рывками, будто марионетка неопытного кукольника. Растопыренными ладонями пригладил волосы… и зашагал прочь от реки, в ту же сторону, куда отправились и странные дети. Шаг его был размерен, как на променаде по бульвару, глаза смотрели прямо… Ярко-зеленая муха с негромким жужжанием сделала круг, и уселась ему на глаз. Человек продолжал идти, все также