на рабочую силу со стороны администрации. И действительно, людей из барака начали выводить на работы, разбирать завалы кирпича или восстанавливать тротуары, а то и плотничать или, предел мечтаний, работать водоносом и помощником на кухне. К самой еде не подпускали, но в конце рабочего дня можно было получить миску похлёбки с куском хлеба – чем не райская жизнь.
Иногда Марк задумывался, сколько из тех, кому он, возможно, спас жизнь на осмотре, не забраковав для будущих работ, не выдали бы его, зная о его еврействе. Этот вопрос постоянно мучал его. Он не знал, кому можно доверять. Пока он был с повязкой на руке и от него зависели их жизни, они заглядывали ему в рот, а выпади другой расклад, кто из них не преминул бы сдать своего вчерашнего спасителя ради ещё одной миски похлёбки и куска хлеба? Его медицинские коллеги не могли не видеть его секрет, но никто не сказал ни слова и не побежал докладывать. Мог ли он им доверять? В какой-то степени, конечно. Но что будет завтра, никто не мог предположить. Его спасением могла стать медицинская служба, и он старательно выполнял свои врачебные обязанности, в чём не находил ничего предосудительного. Питание на его должности тоже было лучше в сравнении с остальными, но он его не выпрашивал, а просто был поставлен на довольствие, от чего никто из пленных добровольно бы не отказался. В себе как во враче Марк был абсолютно уверен и вёл себя таким образом, что ни у кого вокруг не могло возникнуть сомнений в его компетенции. Через неделю напряжённой работы на сортировке медики свыклись со своими обязанностями и стали выполнять их с меньшими эмоциями, словно могильщик, который, перехоронив с десятка два своих клиентов, перестаёт их оплакивать вместе с родственниками и близкими, а просто копает и засыпает, чтобы заработать пропитание. Понемногу уходил страх пребывания рядом с лагерной охраной. На медиков они обращали меньше внимания, понимая, что сами выполнить их работу они не в состоянии. Комендант лагеря, появлявшийся раз в день, чтобы следить за ходом работ, никакого неудовольствия не выражал. Консультировать коменданта по поводу почечных колик его тоже не приглашали, вскоре Марк понял почему. В разросшийся лагерь прибыл штатный врач в звании гауптмана, что соответствовало капитану медицинской службы. Ему выделили один из одноэтажных домов, примыкавших к Дулагу, обнесли его колючей проволокой, таким образом, включив его в лагерную территорию.
Гауптман со всей серьёзностью отнёсся к поставленным перед ним задачам и много времени проводил, наблюдая за ходом сортировки пленных и изредка вмешиваясь и давая свои указания. Но в целом было видно, что он согласен с выводами Марка и со временем у них установились нормальные рабочие отношения. Однажды гауптман пригласил Марка посмотреть на оборудованную под его руководством амбулаторию. Прежде чем войти в святилище гауптмана, Марку пришлось как следует протереть руки спиртом. Он совсем не возражал, ведь, проверяя пациентов, ему приходилось дотрагиваться до них