Лучше перебдеть. Боюсь, ещё застойной пневмонии и ДВС синдрома. Пока анализы адекватны состоянию.
– С точки зрения реаниматолога, не так уж и радужно пока. Антибиотики, электролиты, питание капаем. Плазму и ЭР массу вводим. Будем ещё. У девочки сильное обезвоживание – двадцать процентов, кровопотеря около двух литров – снижение ОЦК на тридцать – сорок процентов. Наполнение сосудов и камер сердца низкое, есть шумы. Быстро восполнять нельзя, сами знаете, чем грозит. Пока ни о каких сроках и прогнозах говорить не буду. Состояние крайне тяжёлое и вы все это видите. Сильнейшие боли, а я не могу ввести адекватную дозу обезболивающих препаратов – жидкости мало, боюсь, перегружу. Но, что интересно, у пациентки непонятная реакция на боль. Я читал, что в спецподразделениях учат как-то отодвигать её, усилием воли заставлять организм забывать о ней. Звучит фантастически, но я это реально вижу. Как и где этому научилась? Кто она, если такому обучена? Фантастика какая-то просто. Она всё чувствует, потом напрягается и не реагирует на уколы некоторое время. Но слишком ослабла, поэтому эффект кратковременный. Думаю, только поэтому не умерла от пыток. Эрнст Генрихович, я не поверил бы, если бы сам не увидел. Йоле – уникум, или я действительно многого не знаю. – Денис вскочил, промчался по кабинету, налил стакан воды, вылил его в цветочный горшок. Остановился посередине кабинета и наконец продолжил: – Кровь ввели почти всю необходимую дозу, теперь кристаллоиды, коллоиды, замороженную плазму, ЭР массу и, наверное, гемодез или полиглюкины. Завтра планирую поставить носовой зонд и начать кормить. Короче, я останусь на ночь и полистаю литературу, пообщаюсь с народом. Знаю одно: сегодня, максимум завтра всё решится.
– Денис, что решится? – Эрнст встал, нависнув над столом. Лицо у него стало каменным, а глаза абсолютно чёрными. – Вы хотите сказать, что мы не сможем её вытащить? Вы понимаете, что невозможно потерять её! Она столько вынесла, что просто обязана жить! Йоле не может умереть! Уже многие бы стали блуждающими атомами, если бы она не вмешалась. Это понятно?! Я останусь тут и будем вместе думать. Хоть всю ночь.
Реаниматолог, конечно, как и все знал, что шеф может быть очень жёстким, но сейчас он был страшен, ещё страшнее были произнесённые им слова. Все присутствующие притихли, не решаясь вдохнуть, даже Валера, тем более задавать возникшие вопросы. А Вельден вдруг обмяк, глубоко вздохнул, опустился в кресло и с запредельной усталостью посмотрел на подчинённых:
– Я погорячился, простите меня, друзья. Просто не могу потерять её снова. Она должна выжить. Помогите, пожалуйста, на вас вся надежда. Без Йоле и меня не будет. Больше не выдержу, я очень люблю её.
Валера вздохнул и посмотрел на Дениса, тот тоже вздохнул, потом чему-то улыбнулся:
– Я только перекушу, запасусь крепким кофе и бегом в палату. Христо заменит меня по остальным делам. Придумаем что-нибудь, шеф.
– Эрик, – Лиза подошла и обняла за плечи, – ты же прекрасно знаешь, что мы сделаем всё возможное и невозможное,