почти верил, что к тому времени, когда настанет его час, ученые уже успеют уладить все эти заморочки со смертью.
Но прямо сейчас, на берегах топкого байу, под серебряником луны, что бросала свет на ходячего покойника и того, кто сейчас его убьет, Пшик ощутил, как прямо перед ним разверзся зияющий вакуум собственной смертности. И с полной уверенностью осознал, что, если он себя выдаст, Ридженс Хук прикончит его и не поморщится.
– Ай, ну констебль, – заговорил Карнахан, – мы партнеры, разве нет? Ну что-нибудь точно можно придумать.
– А вот ни хрена, – отозвался Ридженс Хук и сдвинул набекрень фуражку, как славный парень. – А теперь слушай. Там в Пети-Бато одинокая мамаша ждет не дождется, когда я ей ноги раздвину, так что пора мне тут кончать. Ты ж понимаешь, да?
Карнахан вздохнул, не то чтобы соглашаясь с Хуком относительно собственной судьбы.
– Н-да, пожалуй. Так и будешь гоняться за хвостом, а, констебль?
– Именно, сынок, – отозвался Хук и вытащил руку из кармана ветровки; две костяшки скрылись за крестовиной. Ридженс выкинул большим пальцем лезвие с крюком и ударил Карнахана ниже ребер. Нож для свежевания вспорол плоть буквой W.
Уиллард немного дернулся.
– Не по-товарищески, констебль. Ты что, меня убил?
Хук вытер нож о рубашку Карнахана.
– Агась, сынок. Именно. Соболезную.
И небрежно его толкнул, словно вышвырнул за двери клуба.
Уиллард Карнахан рухнул в байу, и вязкая пелена приняла его, едва хлюпнув. Рана была столь огромна, что внутренности вывалились наружу, и донные рыбы почти мгновенно ринулись растаскивать нежданный щедрый дар из кровавого месива. Сил вовсе не осталось, и все, что Уилларду удавалось – это злобно коситься на камыши, хватая раззявленным ртом в равной пропорции воздух и грязь. Для Карнахана жизнь замедлилась на треть, и все, что ему хотелось, оказалось невыполнимо. Наблюдать, как мир постепенно становится все дальше – вот и все, что он мог.
– Эй, сынок, – позвал Ридженс Хук, – болото забирает тебя в свое лоно. Справедливо, а?
Если бы Ридженс развернулся прежде, чем отпустить финальную шпильку, он бы, наверное, не заметил шевеление в камышах. Да и вообще, ничего страшного. В такой глуши много чего может шевелиться. Тем не менее, обычно никто из этого «много чего» не брякает что-то из серии «господи бля боже», которое донеслось, Хук был уверен, откуда-то из флоры. И, даже если б он только что не совершил убийства, столь дотошный человек, как констебль Ридженс Хук, должен был выяснить, кто же там заигрывает со второй заповедью.
А случилось следующее: Карнахан проплыл мимо осевшего причала и поравнялся с юным Пшиком, который уже давным-давно оставил мысли о шантаже и жалел лишь, что нет красных туфель, чтобы стукнуть каблуками и свалить. У бедняги Уилларда на лице застыло выражение где-то между «я в жопе» и «мертв», подчеркнутое бледностью, которая ясно давала понять, что его краткое путешествие от одного к другому скоро подойдет к концу.
Пшик вдруг поймал себя на том, что не сводит глаз