был заметный парень, но рядом со своей дивной Алёной терялся в её сверкании. Правда, это его не заботило. Странным образом русская северянка Алёна казалась Ярославу ожившей античной статуей, одетой в комбинезон астронавта… Пришёл корабельный врач Манфред Бэр – громадный, флегматичный блондин, уроженец Штутгарта. Пришли бортинженеры, планетологи, биологи… Все разместились на диванчиках по стенам.
– Цивилизация странноватая, – начал Рустам. – Более того, страшноватая. Ксенопсихологи, наверное, в восторге?
– Это умирающее общество! – заявила Инна. – Их надо спасать.
– Они и детей рожать, кажется, перестали, – подтвердила Алёна. – На улицах – ни одной колясочки!
– И все смурные, – добавил Стас Максименко. – Народ спокойный, незлобивый, но какой-то… потухший.
При слове «незлобивый» Вася Маторин машинально потрогал уже зажившую скулу.
– Нет детей – нет радости, – продолжала Алёна. – И нет будущего.
– Они отказались от всего яркого и красивого, – сказал Ярослав. – Серые дома, серая одежда. Живописи нет, одна графика. Оттого и серое настроение. Не до детей.
– А музыка? – воскликнула Инна. – Сплошь ударные. И однотонные дудки. И пение – на одной ноте! Мелодий нет, одни ритмы. И, я заметила, музыканты все напрочь безнравственны.
– Их и на Земле много было таких, – добавил Ярослав. – Чем примитивнее музыка, тем более распущены нравы. – Самое дно – так называемый рэп.
– Странно, что музыка вообще есть, – пожал плечами Артур. – Пусть и в таком дохлом виде.
– Но есть же трава, деревья, цветы! – возразила второй штурман, перебрасывая соломенную косу на грудь. – Как же они их переносят?
– Привыкли они, Алёнушка, – ответил Рустам. – Терпят. Они говорят, что природа еретична, потому что неразумна.
– А мы однажды показали им на «воздушном экране» московский Кремль, вид с Большого Каменного, – рассказал Стас. – Сами глянули, подрегулировали изображение. Оборачиваемся – одни спины! Вся площадь! Кто отвернулся, кто пал ниц.
– Я же говорила, поосторожнее с этим, – укорила Инна.
– А то раз, раз! – и фингал, – поддержал Вася, опять трогая скулу.
– Я как-то спросила, – вспомнила Алёна. – «Парфюмерия у вас есть? Искусственно созданные приятные запахи?» Мне ответили, что москательщикам это запрещено. Ничто не должно заглушать натуральных запахов. А чтобы оставаться в рамках приличия – достаточно омовений…
Инна ухватилась за очевидную ассоциацию:
– Правильно её назвали! Настоящая Иоланта. Если кто помнит, у Чайковского есть такая опера. Героиня – прекрасная принцесса, но слепая.
– Да, – кивнул Артур. – Сама планета – красавица.
– И красота такая, лирическая, – поддержал Ярослав.
– Здешнее человечество, – продолжала Инна, – по каким-то, пока неясным, причинам отказалось от радости. Не представляю, как это можно сделать добровольно.
– От мечты отказались! – дополнил Ярослав. – А что такое человек без мечты? Это парусник без бушприта. А целое