против себя
Видишь, Лео, лгать и претворяться умеешь не только ты один.
Снимаю больничную сорочку, сдираю бирку с именем с бледного запястья и облачаюсь в старые одежды, присланные отцом. Широкое окно отражает меня словно в зеркале: я смотрю на себя и будто бы подглядываю за прошлым. Там, не так давно я верила в сказки и была так сильно, так беспамятно влюблена, а в этой новой (недолгой) реальности я человек без настоящего и будущего, всего лишь покосившийся домик, который вскоре снесут и на его месте построят очередной византийский небоскреб. Я уже на расстоянии вытянутой руки от каменного дна пропасти, в которую провалилась. И мне не страшно это падение, только немного грустно, что там, у края пропасти, некому было подать мне руки…
Укутавшись в любимое бело-серое пальто, выхожу из палаты в коридор, держа нервные пальцы в карманах. Оно все еще здесь! Письмо от Лео, которое передал мне Парис, навещавший меня дома. Должно быть, он решил, что записочка от предателя вернет меня к жизни! Будто стоит мне прочесть хоть словечко, накарябанное когда-то любимой рукой, и я исцелюсь. Ерунда! Лео, которого я когда-то любила, знала (как я наивно полагала) сгинул в небытие, а читать письма от мертвецов мне не хочется.
Комкаю бумагу в кулаке, но не рву. Сомнение на миг одолевает меня: а вдруг там признание? Вдруг он пишет, что любит и все случившееся, было лишь вынужденной мерой, для нашего скорого воссоединения?
Прежняя дурочка точно бы поверила подобным заблуждениям, но та, что осталась от девушки по имени Аврора, больше не верит обманчивым мольбам разбитого сердца.
Просто иди дальше по ослепительно белому коридору.
Пройдя две соседние палаты, я останавливаюсь у той, что у лифта. Дверь палаты открыта настежь, внутри толпятся взрослые и подростки, все улыбаются, держат в руках разноцветные шары, золотистые ленточки. Праздник. Взгляды гостей устремлены на девушку, восседающую на койке. Восседающую… неправильное слово, она скорее ютится на огромной белоснежной постели, благодарно улыбаясь толпе, но отодвигаясь от нее все дальше к стене. Такая кроха, если приглядеться! Может моя ровесница, неизлечимая болезнь иссушила ее плоть, отобрала волосы и сделала взгляд не по годам мудрым и печальным.
Должно быть, ее дела совсем плохи, она не в онкоотделении находящимся этажом ниже, а значит, ее перевели сюда, чтобы близкие могли попрощаться. Весь этот праздник с улыбками и шарами в честь смерти? Нет. Наверное, день рождения или совсем недавно был, когда девушка еще лежала в реанимации.
Зачем я остановилась? Какое имею право подглядывать за чужим прощальным торжеством? Тяжелобольная, как и я, идет к порогу смерти, за которым мы можем встретиться. Вместе не так одиноко. Перед уходом рассматриваю ее лицо: идеальной формы череп, поднятые от восторга неправдоподобно черные брови (должно быть нарисованные), большие неясного цвета глаза… Интересно, а какого цвета были ее волосы? Уже не узнаю. И у нее такие забавные большие руки, я невольно улыбаюсь.
Спускаюсь