отошел, расторопно проследовал на кухню. Достал бутыль, внимательно разглядывал остатки. Пил из горлышка – тягуче, до конца.
Стена в забытых полыньях, немой радиоприемник, слабые конвульсии паутинки – небытие. Толя безучастно сидел за столом на кухне. Владела неподвижность – подпирал ладонью подбородок, глаза слепо смотрели – держалось высокое выражение умиротворения. Впрочем, пальцы свободной руки выстукивали вполне стройный ритм.
Вдруг из комнаты донеслись неясные звуки. Толя медленно, нехотя перевел взгляд туда. Трудно встал, направился… Надя медленно ерзала по кушетке, издавая странную череду звуков – кряхтенье, стон, обрывки слов. Глаза широко раскрытые и неподвижные выдавали боль.
– Что? – участливо спросил Анатолий, сел рядом. Двинулась рука с намереньем прикоснуться, но угадала на живот – замерла не доходя, отодвинулась.
– Н-не знаю… – Голос удался заполошным, дрожащим. – Кажется, второй идет.
Толю стиснуло оцепенение, изморозь прохватила лицо. Впрочем, недолго. Он встал, глядел на Надю, молчал – явно не знал, что делать.
Вдруг она широко, неестественно взвилась, рык вырвался из горла. Однако тело видимым усилием воли вскоре набрало нужную позу. Села, развернулась, пытаясь встать. Толя бросился помочь, впрочем, подхватив под руку, усилия не делал, боясь причинить плохое. Надя поднялась, гримаса боли искажала лицо, но голос был четкий, хоть и глухой:
– Ты со мной не ходи, я позову.
Толя, придерживая, проводил до ванной.
– Давай скорую все-таки вызовем, – звук получился нерешительный.
– Не вздумай! – зло сказала роженица, закрыла за собой дверь.
Человек стоит посредине комнаты, глаза полуприкрыты, руки немилосердно трут лицо, вырываются глубокие, шумные выдохи – бессилие, страх, отчаянье смешаны в нем… Опадают руки, подходит к двери на балкон, открывает настежь. В комнату врывается злая ночь – далеко всполохнулись занавески. Анатолий неподвижен, глаза, не мигая, смотрят в мглу.
Прошло время. Надя лежала на кушетке, под одеялом. Глаза были закрыты – вряд ли она спала. Толя, уже в одежде, сидел за столом в комнате. Руки были сложены, как у ученика за партой. Сеял слова:
– С Лидой дружить начали класса с шестого. Вообще-то, мы соседи – их изба через проулок. А чего ты хочешь, в деревне так заведено, родители вместе – и дети! И потом, у нас полдеревни староверы – кержацкой породы. Нас, почитай, уж годам к пятнадцати сосватали… А чего, девка она справная – коса, то-се. Хотя… пишет, что волосы обкорнала… – Покаянная улыбка мельтешила у Толи, взгляд двинулся к кушетке. – Но если честно, мне в армии одна девчонка нравилась, дочка нашего майора. Похоже, и она меня привечала. – Поспешно оправдывался: – Только не было ничего!
Мужчина убрал взгляд, в сузившихся глазах он стал холодным. Молчал. Поинтересовался:
– Ты как?
Вопрос, вероятно, застал врасплох, женщина растворила очи, соображала. Нашла