знает? Но каждый раз, взяв Софи за руку, он получает сорок долларов твоих налогов. Миллионы. Видишь это строящееся здание, крыло Зока? Знаешь, для чего оно? Для полного обследования ЖКТ богатеев. Везде ковры, в рентгенологии – индивидуальные раздевалки с цветными телевизорами и объемным звуком. В дерьме оооочень много денег. Я сам собираюсь на специализацию в гастроэнтерологию.
– Но это же мошенничество!
– Конечно. Но не только. Это еще работа для тебя, а Путцель просто делает деньги. Это – дерьмо.
– Это – безумие.
– Это – медицина по-божьедомски.
– Ну и что же мне делать?
– Для начала перестань общаться с Софи. Если ты будешь с ней разговаривать, она пробудет здесь вечно. А потом натрави на нее студента. Ей это не понравится.
– Она гомересса? Она ведет себя по-человечески?
– Конечно! Приятная старушка.
– Правильно. СБОП. Не гомересса. Но среди твоих пациентов наверняка есть гомеры. Вот, смотри, Рокитанский. Пойдем!
Рокитанский был похож на старого бассета. Университетский профессор, перенесший массивный инсульт. Он лежал, привязанный к койке, с капельницей и катетером. Неподвижный, парализованный, глаза закрыты, дыхание спокойное, Казалось, ему снится косточка. Или хозяин. Или хозяин, бросающий косточку.
– Мистер Рокитанский, как поживаете?
Пятнадцать секунд спустя в глубине его разрушенного мозга что-то зашевелилось, и он, на открывая глаз, медленно прорычал:
– КХРША.
Я самодовольно спросил:
– Мистер Рокитанский, какой сегодня день недели?
– КХРША.
Точно так же он отвечал на все вопросы. Мне стало грустно. Был профессор, а теперь овощ.
Я снова подумал о деде и почувствовал ком в горле. Повернувшись к Толстяку, я сказал:
– Это ужасно. Он скоро умрет.
– Нет, он не умрет. Он бы хотел, но не сможет.
– Он же не может жить вот так!
– Конечно, может. Послушай, Баш. Есть ЗАКОНЫ БОЖЬЕГО ДОМА. ЗАКОН НОМЕР ОДИН: ГОМЕРЫ НЕ УМИРАЮТ.
– Что за бред? Конечно они умирают!
– За год я не видел этого ни разу, – сказал Толстяк.
– Они же должны!
– Зачем? Они так и живут. Молодые, вроде нас с тобой, – вот эти умирают. Но только не гомеры. Никогда такого не видел. Ни разу[15].
– Почему?
– Я не знаю. И никто не знает. Это необъяснимо. Может быть, они уже пережили свою смерть. И это ужасно. Это самое ужасное.
Вернулся Потс – обеспокоенный и озадаченный. Попросил Толстяка помочь ему с Иной Губер. Они ушли, а я вернулся к Рокитанскому. В полутьме палаты мне показалось, что по его морщинистым щекам стекают слезы. Меня захлестнуло волной стыда. Желудок перевернулся. Слышал ли он нас?
– Мистер Рокитанский, вы плачете? – спросил я и с нарастающим чувством вины ждал ответа.
– КХРША.
– Вы слышали, что мы говорили о гомерах?
– КХРША.
Я сдался и пошел