Петр Альшевский

Моторы гинеколога Суна


Скачать книгу

-9

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      «Вместе с костями»

      В бревенчатом доме пассивно пребывают люди, разнящиеся по проведенным на Земле годам следующим образом: наиболее пожившим является Петр Павлович Калянин, за ним следует его жена Татьяна Михайловна – Виктор Петрович Ткаченко от самого юного из супругов Каляниних отстает лет на пятнадцать.

      Он облачен по-лыжному.

      Татьяна Михайловна по-праздничному.

      На Петре Павловиче сизая вязаная кофта.

      Ткаченко. А твои-то лыжи у тебя где стоят?

      Калянин. Шесть пар у меня. Все бывшие в употреблении. Новыми-то мне чего обзаводится – на мой век и старья хватит. Да, Татьяна Михайловна?

      Калянина. Слышишь, как он о жене говорит? Его спрашивают о лыжах, а он на меня переводит. На старуху свою бессловесную… мне и пятидесяти пяти нет, но он в его шестьдесят три укорить меня моим возрастом так и норовит. У самого ноги уже подгибаются, а сокровенное желание заполучить кого-то помоложе, оно фактически у всех на обозрении. Как девку какую увидит, лицо такое сделает, что со стыда сгоришь. Кому интересно, тем расскажу.

      Ткаченко. Начни с описания глаз. Глядя на девицу, он ими что вытворяет?

      Калянина. К каждой девице у него индивидуальный подход. Для некоторых он один глаз прикрывает, другой прищуривает, для некоторых сразу оба выкатывает из орбит, для некоторых напускает на глаза поволоку. На меня он смотрит глазами обыкновенными.

      Калянин. Пошли придирки. А к чему ты сказала, что я на ногах не держусь? Сколько бы я на лыжах ни ходил, я не падал.

      Калянина. А нацепив коньки? Вспомнил… мы ездили к сыну и мой Петр Палыч, углядев во дворе залитую хоккейную коробку, взял у Женьки коньки и вышел прокатиться.

      Калянин. Ты вышла со мной.

      Калянина. Я, Петр Палыч, как чувствовала.

      Калянин. Что? Что я иду не на коньках гонять, а по бабам шляться?

      Калянина. По бабам он… ты же лучше всех знаешь, что у тебя с ними несерьезно. Пылким взором их разденешь и будет с тебя. Разденься они на самом деле, ты разве к ним подойдешь?

      Калянин. У меня хорошее зрение. Я и с десяти метров все, что мне нужно, увижу. Но ты, Татьяна Михайловна, разумей следующее – мое половое бессилие я могу и разыгрывать. Чтобы твой контроль надо мной чуть ослаб.

      Калянина. Без моего присмотра ты не останешься. Я не стану утверждать, что ты бы без меня пропал, но на той хоккейной коробке ты бы без меня обморозился.

      Калянин. Чего-то, возможно бы, и застудил… допускаю, что и что-то наипервейшее. То, что по твоим соображениям, у меня не работает. Проблема, полагаешь, во мне? А ты осведомись у Виктора Петровича, ощущает ли к тебе влечение он. Тебя, Виктор Петрович, моя супруга будоражит?

      Ткаченко. Касательно жен моих друзей у меня пуританские взгляды. Пробери меня возбуждение до самых костей, я бы и тогда ни к чему с ними не приступил.

      Калянин. Ты ответил мне уклончиво. Морально ты устойчив, но я спрашивал тебя о влечении в чистом виде – безотносительно того, воплощать его ли сдерживать. К моей жене оно в тебе горит?

      Ткаченко. Твоим вопросом ты ставишь меня в положении безвыходное. Скажу, нет – ее обижу, скажу, да – тебя напрягу… на коробке-то с тобой что стряслось? Ты поскользнулся?

      Калянин. Я был на льду не в валенках. На коньках как поскользнешься? На них не удерживаются, не могут устоять, но не поскальзываются. Ты выбрал неверное слово.

      Ткаченко. Я в коньках не… я не фигурист.

      Калянин. Романтичности твоего образа это не вредит. Ты бы, Татьяна Михайловна, в него, если бы не я, без памяти влюбилась?

      Калянина. В два счета.

      Калянин. Ну, любимая… ты, Виктор Петрович, будь наготове. Я от этого удара не сегодня-завтра скончаюсь, и ты взамен меня заступишь. Моя Татьяна женщина уступчивая. Итог моего огромного труда! Воспитательную работу я с ней проводил тщательную.

      Калянина. Твое помалкивание на хоккейной коробке шло тебе больше нынешней говорильни.

      Калянин. После твоего признания я в чувственной и интеллектуальной агонии. А на льду мысли у меня текли философски…

      Калянина. Как философа, я тебя не знаю. Ты лишнее на себя не бери. В кого тебе быть умным? В твоего отца-штукатура? В твою маму-повариху? Тебе, Вить, сказать, что он на коробке устроил? Раскатился, закачался и врезался черепушкой в борт!

      Калянин. Это лишь легенда.

      Калянина. А что в ней неправда? Не ты что ли там лежал и на мои расталкивания не реагировал?

      Калянин. Я очнулся не позже, чем мне этого захотелось.

      Калянина. Тебе? А при чем тут ты? Твое мнение никого не интересовало. Я занималась тобой без согласований и консультаций… с тобой. С тобой, раскинувшимся на льду, как звезда со всеми ее лучами. Попробовав различные шлепки и пощечины, я, чтобы привести мужа в сознание, обхватила руками его