зачастую отдавая пальму первенства товарищу Свистуну. Чем тот и пользовался, подминая под себя столь могучую гору, как пролетарский писатель Максим Горький, который на радость господам меньшевикам возглавлял «Новую жизнь».
Даже не пригласив гостя сесть, что, видимо, означало откровенную революционную неприязнь к человеку, который до июля восемнадцатого года редактировал враждебную питерским большевикам «Новую жизнь», Свистун произнес с ядовитой ноткой в голосе:
– И чем же мы обязаны столь высокому посещению? Сам Алексей Пешков пожаловал в наши пенаты.
Он подчеркнуто язвительно назвал гостя не Горьким и даже не по имени-отчеству, а «Алексеем Пешковым», что, видимо, он считал вполне сильным оскорблением столь авторитетному писателю, однако, привыкший и не к таким уколам Алексей Максимович только ухмыльнулся снисходительно.
– Не скажу, чтобы этот визит был мне в удовольствие, но…
Он развел руками, мол, ради дела приходится порой и не на такие унижения идти, и положил перед Свистуном уже отредактированное сообщение о создании Оценочно-антикварной комиссии, в контакте с которой придется работать не только петроградским чекистам, но и ряду служб, подчиненных Петросовету. И далее шло описание тех задач, которые были поставлены перед комиссией.
Пробежав глазами исписанный убористым почерком листок бумаги, Свистун вскинул на Горького недоуменно-вопросительный взгляд и с той же ехидцей в голосе произнес:
– С чем вас и поздравляю, господин писатель! Ну, а от меня-то чего вы хотите?
– От вас лично – ничего, а вот от газеты, в редакции которой вы служите… В общем, не буду утомлять вас своим присутствием, вижу, этот мой визит не на пользу вашему здоровью, и буду краток. Это сообщение уже отредактировано, тщательно выверено, так что в нем не допускается никакой отсебятины и каких-то исправлений. Это обязательное условие публикации. Теперь дальше. В газете оно должно появиться завтра, причем на первой полосе за моей подписью. Надеюсь, вам все понятно, товарищ Свистун, накладок не будет?
Лицо замреда стало наливаться бурым цветом. Однако в какой-то момент он все-таки смог взять себя в руки и довольно вежливо поинтересовался:
– Скажите, вы сами придумали эту галиматью или кто-то помогал из тех меньшевичков недобитых, что выпендривались на страницах вашей «Новой жизни»? – И засмеялся язвительным смешком: – Это ж надо придумать такое: «Оценочно-антикварная комиссия». Идиотизм сплошной, и только!
Алексей Максимович, как на больного, смотрел на заместителя главного редактора. Потом вздохнул и, по-волжски окая, произнес:
– Ах, Гаврила Петрович, Гаврила Петрович, хоть и были вы моим оппонентом, но жалко мне вас, весьма жалко.
– С чего это вдруг жалеть меня надумали? После того как вашу газетенку прикрыли, вам только и осталось, что…
Однако Горький не дал ему договорить:
– Я знаю, что вы хотите сказать, и это для меня не новость.