всю жизнь играющие чужие жизни. Иногда – политики, желающие понравиться избирателям. Ибо мы все – марионетки в этой жизни, полной романтики и экспрессионизма, жестокости и безумия. Но даже когда кажется, что за шахматной доской сидят равные по силе соперники, ничья, как итог встречи, маловероятна. Потому что равных по силе противников не бывает.
В те мгновения, когда невысокий человек с властным лицом и жестокими глазами вошёл в помещение, полное атрибутикой 16 века, у Томинари Оши непроизвольно сжались мышцы живота, так, когда желудок требует опорожнения. И его первая мысль, – это русский? – застряла в сознании настолько, что при попытки выковырять её он мог поранить душу. Но она предвещала начало нового этапа его жизненного цикла. И он решил плыть по течению, как плывёт то, к позыву которому только что потребовал его организм.
Тем временем гость остановился у стены. Молча осмотрел артефакты, каждый из них был частью истории Японии. Перед его глазами висели самурайские мечи тэнто, вакидзаси, катаны. Длинные и короткие, некогда принадлежавшие великим воинам. В позолоте и серебре. А также картины японских и китайских художников. Серые гравюры в стиле сюми-э, акварели Маноямы и Хокусая с вкраплениями красной краски, беспощадными мазками раскрывающие сущность творения. Исторические артефакты, ворованные из национальных музеев во время Мировой войны, нашли своё прибежище в этих стенах. А их отсутствие в списке паноптикунах свалено на оккупантов из Америки.
Если не знаешь этого места, ставшего штабом Томинари Оши, то может показаться, что попал в музей, а не в частную коллекцию, но гостю заранее сказали, куда он придёт. И что ему предстоит сделать. И зачем. И что произойдёт потом, если у него не получиться. А если получится, насколько влиятельней он станет в своём кругу, и насколько богаче.
– Эти мечи завоевали мои предки забрав их у поверженных самураев, – голос хозяина дома, вышедшего навстречу, напоминал звуки иерихонской трубы, а сам он борца сумо. Огромный, даже по общечеловеческим меркам, он беззвучно приближался к застывшему у стены с холодным оружием гостю.
– Хорошая коллекция, Оши-сан.
– Вот этот, – хозяин указал пальцем на один из самых красивых мечей в красных ножнах, – принадлежал Джиуро Нобунаге, очень известному в Японии самураю из клана Нобунаги. Мой предок вскрыл ему живот и оставил подыхать у предгорий Фудзиямы в 1657 году.
Невысокого роста, не более 170 сантиметров, русский был одет в дорогой костюм из чуть блестящей на дневном свету ткани темно-синего цвета. Затянутый на горле красный галстук лишь оттенял цвет безупречно-белой рубашки.
– Вы знаете, кто я? – спросил он у приближающегося хозяина дома.
Сказал без повышенных тонов, правильно произнося окончания английских слов, желая сразу расставить на доске политической игры фигуры любимых им шахмат в правильном порядке. И одновременно – акценты будущей беседы. Хозяин подумал, что можно было вести речь и на японском, но услышав британский акцент английского языка решил подыграть.
– Мне