на низком упрямом лбу. Единственное, что было красиво в этом не по-детски суровом и недобром старушечьем личике, так это глаза. Большие, черные, умные и проницательные, они горели, как два драгоценных камня, и сверкали, как звезды, на бледном лице.
Когда девочка немного повернулась, я тотчас заметила огромный горб за ее плечами. Бедняжка! Так вот почему у нее такое измученное личико, такая жалкая обезображенная фигурка!
Мне стало ее жалко до слез. Покойная мамочка всегда учила меня любить и жалеть калек, обиженных судьбой.
Но, очевидно, никто, кроме меня, не жалел маленькую горбунью. По крайней мере, Матильда Францевна окинула ее с головы до ног сердитым взглядом и спросила, ехидно поджимая свои синие губы:
– Опять изволили быть наказаны?
А тетя Нелли вскользь взглянула на горбунью и бросила мимоходом:
– Сегодня опять без пирожного. И в последний раз запрещаю тебе так трезвонить. Нечего на ни в чем не повинных вещах показывать свой прелестный характер. Ты когда-нибудь оборвешь звонок, злючка!
Я взглянула на горбунью в полной уверенности, что та покраснеет, смутится, что на ее глаза набегут слезы. Но ничуть не бывало! Девочка с самым равнодушным видом подошла к матери и поцеловала у нее руку, потом направилась к отцу и кое-как чмокнула его в щеку. С братьями, сестрой и гувернанткой она и не думала здороваться. А меня как бы и совсем не заметила.
– Жюли! – обратился к горбатой девочке дядя, как только она уселась на незанятое место по соседству со мной. – Разве ты не видишь, что у нас гостья? Поздоровайся же с Леной. Она твоя кузина.
Маленькая горбунья подняла глаза от тарелки с супом, за который было принялась с большой жадностью, и посмотрела на меня как-то боком, вскользь.
Господи! Что за глаза у нее были! Злые, ненавидящие, угрожающие, суровые, как у голодного волчонка, которого затравили охотники… Словно я была ее давнишним и злейшим врагом, которого она ненавидела всей душой. Вот что выражали черные глаза горбатой девочки.
Когда подали сладкое – что-то красивое, розовое и пышное, в виде башенки, на большом фарфоровом блюде, – тетя Нелли повернула к лакею свое холодное красивое лицо и проговорила строго:
– Старшая барышня сегодня без пирожного.
Я взглянула на горбунью. Ее глаза загорелись злыми огоньками, и без того бледное лицо побелело еще больше.
Матильда Францевна положила мне на тарелку кусочек пышной розовой башенки, но я не могла есть сладкое, потому что на меня в упор с завистью и злобой смотрели два жадных черных глаза.
Мне показалось невозможным есть свою порцию, когда моя соседка была лишена сладкого, и я решительно отодвинула от себя тарелку и тихо шепнула, наклонившись в сторону Жюли:
– Не волнуйтесь, пожалуйста, я тоже не буду кушать.
– Отвяжитесь! – буркнула она чуть слышно, но с еще большей злобой и ненавистью в глазах.
Когда обед закончился, все вышли из-за стола. Дядя и тетя тотчас же поехали куда-то, а нас, детей, отправили в классную – огромную комнату возле детской.
Жорж тотчас же