голове тут же проносятся невыносимые картины искалеченных, обугленных тел… Терроризм ужасает и шокирует, мешая критически оценить его значение. Давайте сразу зафиксируем одну аномалию. Суффикс «-изм» в целом указывает на политическую, философскую или религиозную доктрину, которой открыто придерживаются. И при этом ни одно движение никогда не определит себя как «террористическое». Хотя некоторые, как и джихадисты, прямо задаются целью запугать врага, они все равно называют себя иначе: бойцы, партизаны, участники сопротивления, революционные милиции или «солдаты Халифата». Короче говоря, «террорист» – это всегда другой, враг, с которым ведут борьбу. Смысл этого псевдоконцепта – чисто полемический; он призван изобличать, а не объяснять – да и какой толк от термина настолько неоднозначного, что его можно применить одновременно к Бен Ладену, Жану Мулену11 и Нельсону Манделе?
Кому может понадобиться обвинять противников в «терроризме»? Тому, кто на определенной территории обладает монополией на легитимное насилие: государства ставят это понятие себе на службу, чтобы заклеймить негосударственные движения, оспаривающие эту монополию. Не сосчитать движений сопротивления, что боролись с иностранными оккупантами или собственным репрессивным тоталитарным режимом и были изобличены тем правительством как «террористические». С другой стороны, мы почти никогда не используем это понятие для определения террора, исходящего от самого государства, хотя знаем, что оно отнюдь не стесняется терроризировать народ, над которым хочет установить власть. То есть существует форма террора, присущая именно суверенности государства. Это не значит, что любую суверенную власть можно считать «террористической». Если государство развязывает террор, то его суверенитет переживает кризис и надеется от него оправиться, или же речь идет о новорожденной суверенности, которой требуется укрепиться.
Не стоит смешивать террор и жестокость. Конечно, стратегии террора чаще всего включают примеры отчаянной жестокости: пытки, депортации, коллективные казни. Но и «нормальное» отправление суверенной власти, как объяснил нам Фуко, сопровождается определенным уровнем жестокости, как показывает «блеск казни»12 – те жестокие церемонии, когда монархи прошлого оставляли свое клеймо на искалеченной плоти. И тем не менее такие карательные практики оставались достаточно редкими и были ограничены узкими рамками, не в пример Террору современности с его отсутствием каких бы то ни было границ. Однако «Исламское государство», по всей видимости, задействует одновременно обе эти опции – современную стратегию массового террора и классические зрелища с пытками. Когда палачи снимают на видео мучения своих жертв и отправляют этот спектакль гулять по интернету, ИГИЛ стремится одновременно запугать врагов наряду с подданными и убедить их всех в своей суверенной мощи. В этом заключается его отличие от тоталитарных режимов XX века, которые умерщвляли втихомолку