делится информацией – уж не в благодарность же за роскошный ужин.
– Отец Фрол, настоятель Пантикской обители, в своё время изучил немало документов из Всеславского Епархиального архива.
– Но ведь он, насколько нам известно, слеп.
– Отец Фрол сам по себе, как вы это называете, явление. Он рукой читает, причём может понять тексты, написанные на любом языке, даже если он ему неведом. И давайте возблагодарим Господа за то, что сей настоятель не слышит, о чём мы тут с вами беседуем и какие планы строим.
– Но мы пока никаких планов…
– А вот за этим не станет. – Епископ икнул и погладил себя по животу. – Не затем же я сюда пришёл, чтобы пищу от щедрот ваших вкушать и лясы бездельные точить. – Он сделал паузу, которая, как ему казалось, придала значительности тому, что он собирался сообщить. – А теперь самое главное… Вы ведь, поди, никак в ум не возьмёте, чего это Их Преподобие, то есть я, напросилось в казённый дом и без умолку даёт, как это у вас называется, показания.
– Признаюсь…
– Да можно и не признаваться – и так всё ясно. Нас не меньше вашего беспокоит, как это вы говорите, явление, которое на острове…
– Сето-Мегеро, – подсказала Дина.
– …и Малый Собор этим немало обеспокоен, поскольку не так уж часто Лукавый искушает нас ложными чудесами, а если искушает, значит, на что-то надеется, собака.
– Зачем же собак обижать такими сравнениям?
– Верно, прости Господи, не стоит. – Темп выступления был сбит, и епископ на несколько мгновений умолк, сосредотачиваясь. – Ну так вот… В памяти отца Фрола сохранилось письмо святого Оладия архипрестольному диакону Луке Тихому, в котором написано, что через шесть лет после исхода за Малую Тужину расстрига, богоотступник Ольгер, который длалову ересь проповедовал, явился к нему с покаянием, заявив, что ересь сию он решил от себя отринуть, и просил просветлить сердце его, дабы оно вновь приняло Господа Единого и Церковь Его. И Оладий ответил ему, что сердце своё, полное смятения, каждый только сам просветлить может, когда разум его от сует избавится. В общем, этот самый Ольгер, не найдя успокоения, всеми отвергнутый, отправился в логово поганого духа, а ещё через год инородцы, которым грамота епископская нипочём, начали потихоньку возвращаться в свои урочища, а один шаман, напившись в кабаке, проболтался, что некий бледнокудрый человек именем Ольгер вошёл в золотую хижину Длалы, дух принял жертву и тем удовлетворился. И до сих пор, кстати, тунгурские шаманы, когда камлают, рядом с Солнцем, Луной, Ветром и духами предков поминают какого-то Ольгера, который увёл с их земель бесприютного духа в невозвратные пределы. А рассказал я всё это вот к чему: если вы и хотите послать своего человека на этот остров, он, во-первых, не должен знать, что его кто-то послал, во-вторых – чтобы не осталось в этом мире ничего такого, что ему дорого, за что бы душа его цеплялась…
– А почему вы так уверены, что у нас есть именно такой человек? – Дина поймала себя на том, что повторяет вопрос