за веру предков пострадавшего. Для таких дел телефон в конторе есть.
Серафим осторожно опустился на голый пол, стараясь не брякнуть коленями о половицы. От того, что в нём такая нужда, что даже Кудеснику не терпится, на душе было и приятно, и тревожно.
– Расскажи-ка, Сер-Белорыб, что у тебя за дела в Сиаре, – спросил Кудесник, давая знак берегине, чтоб отставила свой гребень.
– Поставки вычислительной техники и средств связи, – с готовностью ответил Серафим, хотя такой вопрос в устах Кудесника показался ему более чем странным. – С одобрения Посольского Приказа.
– Ну как же, попробовал бы ты без одобрения, – усмехнулся Кудесник. – А как доставляешь?
– Самолётами. Прикупил у военных парочку старых бомбовозов. У них отлетали, а мне ещё сгодятся. – Почему-то было совершенно ясно, что Кудеснику заранее известны все ответы, и тем сильнее хотелось понять, куда он клонит. – Дешевле получается, чем арендовать.
– А как летаешь – востоком или западом?
– Западом ближе. Не намного, но керосин нынче дорогой. Только сам я не летаю.
– А востоком – никак?
Чем дальше в лес, тем круче мухоморы! Да что ж ему надо-то?
– Можно и востоком, если склады в Соборной Гавани завести.
Казалось, Кудесник погрузился в глубокую задумчивость, и Серафиму даже подумалось, что он просчитывает экономическую целесообразность смены маршрута. В конце концов, чем богаче становятся дети Дажа и Живы, тем полнее казна Потаённой Верви.
– Знаешь ли ты, Сер-Белорыб, что наши боги мертвы? – Чувствовалось, что теперь каждое слово даётся Кудеснику с трудом. – Наши боги мертвы. Не только человек жив верой своей, но и боги живы его верой. Было время, когда Владыки запросто входили в избы, садились за стол вместе с детьми своими. Жива сама порой принимала младенцев у рожениц, а Навь сама поджигала хворост погребальных костров. Потом пришли ромейские проповедники, и многие, поддавшись их льстивым речам, коварным посулам и посмертным страхам, начали поклоняться Безымянному, невидимому, а потому страшному. Многие, поверив в свою ничтожность, отреклись от веры пращуров, начали вырубать священные рощи, изгонять волхвов из селений, жечь капища. Брат пошёл на брата, сын на отца, род – на род. И боги во гневе обрушили на неверных чад своих голод и мор, а потом начались буйства стихий – воды вышли из берегов, ветры валили деревья и рушили дома, солнце упало на землю, и твердь земная превратилась в зыбь. Знаешь ли ты об этом, Сер-Белорыб?
Да, он знал. Знал о великих бедствиях двухтысячелетней давности, но одно было для него ново в словах Кудесника – то, что боги мертвы.
– Да, боги мертвы, но смерть их подобна сну. Пока жив хотя бы один из детей Дажа и Живы, есть надежда, что боги воскреснут, – продолжил Кудесник, не дождавшись ответа. – Их бесприютные тени бродят по земле, даруя нам радость и надежду. А теперь слушай, Сер-Белорыб, я скажу тебе самое главное: возможно, приближается тот великий день, когда боги воскреснут и обретут