клюкой, не хуже, чем казак саблей.
Кричала она так громко и яростно, что дедка – в послеобеденное время он любил вздремнуть – выскочил во двор в носках. Следом из огорода прибежала бабушка.
Баба Надя ругалась долго и непонятно, грозя палочкой поочерёдно то мне, то деду, а то и соседям, что заглядывали через забор. Потом сорвала с моей головы пилотку и попыталась отобрать у перепуганных козлов их трофеи.
Бедные Гришка и Тришка напугались так, что умудрились одним махом одолеть не махонький забор, отделяющий двор от улицы, и рванули галопом подальше от взбешённой старухи. Дедкины награды при этом попадали в пыль, в траву, в опилки…
Подобное безобразие окончательно лишило бабу Надю сил. Она практически упала на чурбак, что стоял под навесом и служил для выпрямления гвоздей, и разрыдалась.
– Память! Это же память! – всё повторяла она, никак не желая успокоиться, даже когда все медали были собраны.
Чем история закончилась, я так и не узнала, потому что бабуля отвела меня к колодцу, где умыла ледяной водой. Потом проводила в дом и достала коробку с фотографиями. Я сразу обо всём позабыла, потому что после того, как я незаметно разукрасила парочку снимков, мне разрешали смотреть их только в присутствии взрослых. Тогда бабушка доверилась мне, как совсем уже большой девочке, которая не будет портить ценности.
Я очень обрадовалась, но слова бабы Нади про память запомнила, чтобы спросить при случае, что ж это такое.
О страхе
Первый раз мне стало страшно на четвёртом году.
Меня как обычно уложили в кровать, поцеловали, и я осталась одна. Закрыла глаза… и нет – мне не приснился жуткий сон. Просто я вдруг представила, что в темноте, в которой я оказалась, нет мамы. И никогда больше не будет.
Стало так тоскливо и безысходно, что слёзы хлынули бурными ручьями. Впервые я узнала, что такое боль в сердце. В грудь словно налили расплавленного металла, который жёг невыносимым холодом.
Я, наверное, кричала, потому что прибежала не только мама, но и отец.
Они спрашивали, что случилось. Но меня сковало такое отчаяние, что я не могла произнести ни слова. Боялась, стоит сказать вслух, и кошмар исполнится.
Меня с трудом, но успокоили. После этого случая мои учёные и высокообразованные родители впервые в жизни поддались мракобесию и после бабушкиных уговоров мы пошли к старушке, которая умела заговаривать от страха…
Как ни странно, вечерние походы к незнакомой старухе помогли. Ритуал с чадящей лучиной, водой и яйцами завораживал.
Но я помню, что ещё не раз просыпалась от этой страшной мысли, и плакала тихонько, чтобы не пугать родителей.
Теперь, когда дочка спрашивает меня, умру я или нет, я нагло вру, что буду жить вечно. Потому, что не хочу, чтобы она страдала от подобного ужаса, и не знала мира, где может не быть мамы.
О любви
О любви я узнала рано – намного раньше, чем пошла в школу.
Она ворвалась в мою жизнь