бензином и гнилой листвой осеннюю хмарь полетели слова, такие же серые, пустые и горькие, как сигаретный дым.
– Я больше так не могу, Лиз, – выдохнул Вадим. – Надоело, до изжоги, до зубной оскомины. Сколько можно скрывать своё пристрастие к табаку перед твоей мамашей? Ходить на свидания святой троицей, мать, дочь и я в качестве святого духа? В театр с мамой, в кино – с мамой, в парк – с мамой. И даже, свалив от неё к морю, мы так и не смогли избавится от её всевидящего ока. Она же каждый наш шаг, каждое наше действие контролировала. Знала бы ты, как меня бесили эти дурацкие, ежечасные отчёты по скайпу, о том, что ели, когда спать легли, куда ходили. Нудные нравоучения о вреде алкоголя, о важности режима дня, о пользе омлетов. В те дни, мне казалось, что она всегда с нами, и даже в постели нас трое. Кому расскажу – засмеют.
– А ты не рассказывай, – улыбнулась я, пытаясь всё обратить в шутку, остановить начинающийся селевой поток. – Просто мы с тобой такие необычные, нестандартные. Ведь быть, как все – скучно.
Вадим взглянул на меня с таким отвращением, что моя неуверенная улыбка скривилась, как перед рыданиями.
– Ты дура или прикидываешься? – прошипел он, сжимая кулаки.
За год наших с ним отношений, я видела Вадима всяким, весёлым и огорчённым, нежным и порывистым, раздражённым и спокойным, но таким, как в тот день – никогда. Мне вдруг на миг показалось, что мужчина сейчас меня ударит, столько ненависти, столько омерзения, столько злости было в его взгляде. А по лицу растеклась мертвенная бледность, ещё немного, и изо рта пойдёт пена.
– Идиотка, – выплюнул он, и этот плевок долетел до самой моей души. – Ты мне противна, неужели так трудно это понять! Мне противны наши отношения! Почему, скажи мне, я должен лизать жопу твоей мамаше, таскать её по ресторанам, театрам и киношкам? Платить за неё? Покупать цветы и подарки не только тебе, но и ей? Проводить выходные не с тобой и своими друзьями, а с тобой и твоей мамашей? А секс? Всевышний, да разве ж это секс? Мы выкраиваем время, прячемся от вездесущего ока твоей мамочки. Отключаем телефоны, сочиняем легенды, ради пятиминутного перепиха, во время которого, ты лежишь как бревно, размышляя, а не догадается ли твоя мамаша? Ведь мы ещё не женаты, а секс до брака – недопустим!
Последнюю фразу Вадим произнёс мерзким глумливым тоном, настолько мастерски копируя выражение лица моей мамы, что стало обидно, а щёки опалило нестерпимым жаром.
Ощущение краха накрыло плотным, пыльным покрывалом. В груди что-то сжалось до боли, до слёз. Остановить! Всё исправить! Немедленно!
– Ты прав, – заговорила я, стараясь казаться спокойной, хотя пальцы предательски дрожали, а в горле застрял комок, ворсистый и сухой. – Моя мама принимает слишком много участия в нашей жизни. Я поговорю с ней.
Страшно! Я никогда не думала, что расставаться настолько страшно.
– Поздно, – слово разлилось едким, горьким ядом, в воцарившейся нехорошей, какой-то густой тишине. – Оставь меня, Лиза, уйди. К