рядом со мной на диван. – Алина здесь ни при чём. Просто, я больше тебя не люблю. Ты не устраиваешь меня ни как женщина, ни как личность, ни как будущая супруга. Ты- тень своей мамаши, её отражение. А меня бесит твоя мамаша.
Последнюю фразу Вадим произнёс раздельно, громко, с нарочитой злобой.
Я смотрела на него, на голову, увенчанную чёрными кудрями, на тонкую шею, на выпирающий кадык, на острый подбородок, на сведенные к переносице густые брови, на длинный нос и плотно-сжатые узкие губы. Смотрела и понимала, что безумно люблю этого мужчину. Мужчину- романтика, мужчину – весельчака и балагура, мужчину – ангела, внимательного, великодушного, благородного. Он прав, я долго, слишком, непозволительно долго злоупотребляла его терпением, его чуткостью, его трепетом передо мной. Ни каждый бы выдержал характер моей мамы. А он терпел, улыбался, шутил. Но долго это продолжаться не могло. Да, я сама виновата. Но как же всё исправить? Ведь это ещё не конец? Ведь есть же какой-то способ удержать Вадима?
– Вадим, давай уедем от неё, на север, в пустыню, к чёртовой бабушке! Увези меня! Только не оставляй, не бросай!
Я кинулась к нему, как в воду, желая ощутить тепло его тела, услышать мерный стук сердца, почувствовать прикосновение узких, слегка влажных ладоней на своей спине. Кинулась и с начала не поняла, каким образом оказалась лежащей на пыльном протёртом ковре с тошнотворными серыми узорами. А когда осознала случившееся, разрыдалась, громко, надрывно, в полный голос.
– Не унижайся, – жёстко прозвучали слова откуда-то сверху. – Уходи! Мне противно смотреть на тебя! Ты жалкая, ты гадкая, ты слабая. Не вынуждай меня выбрасывать тебя за дверь, как приблудную псину.
Как добралась до дома, не запомнила. Сбросила в прихожей куртку и ботинки, прошла в ванную, затем, закрылась в своей комнате, рухнула на кровать и долго лежала, уткнувшись в подушку.
Стучала в дверь мама, что-то говоря о семейной традиции собираться за ужином, возмущался отец, А я плакала. Имею ведь я такое право – поплакать? Не всё же радовать мамочку и папочку своими успехами, улыбаться да порхать?
– Лиза, я всё тебе сказал, – прозвучал усталый голос из трубки. – Забудь этот номер. Где твоя девичья гордость?
Смешок, щелчок, тишина. Скользкая, с привкусом соли. А может, это слёзы бегут по лицу? Всё кончено, больше не будет Вадима, торопливых встреч в его маленькой квартирке, долгих вечерних разговоров по телефону, не будет счастья.
А в зале играла музыка, за нашим столиком велась оживлённая беседа. Бывшие однокурсники радовались встрече, вспоминали прошлые студенческие деньки. Их жизнь удалась, и теперь эти люди могли с полным на это правом, опрокидывать в себя рюмку за рюмкой, заказывать друг для друга песни ресторанному музыканту, и пьяно философствовать о предназначении человека, линиях судьбы и закономерностях событий. Поспешила туда, к счастливым матерям и жёнам, к успешным гастроэнтерологам и пульмонологам, к людям, которых я когда-то, что уж греха таить, немного призирала, осуждала за недостаточное